В чём смысл заглавия рассказа "Солнечный удар"? Анализ рассказа «Солнечный удар» Бунина.

Рассказ «Солнечный удар», Иван Алексеевич Бунин написал в 1925 году, находясь в Приморских Альпах. Эта повесть, как и многие другие произведения Бунина, написанные в эмиграции, имеют любовный сюжет. Автор в этом произведении показывает, что и взаимные чувства могут всколыхнуть череду любовных переживаний.

Бунин много думал над названием рассказа. Было два неудачно подобранных названия рассказа, которые сам автор считал простыми и совершенно очевидными. Они не отображали бунинского настроения, первое сообщало о происходящих событиях, второе указывало на возможное имя героини. Так у писателя возникла идея третьего и наиболее удачного названия «Солнечный удар». Это название просто кричало о чувстве, которое испытал главный герой, такое внезапное, яркое чувство, мгновенно захватывающее человека и как бы испепеляющего его дотла.

В произведении автор не даёт чёткого описания героям рассказа, всё крайне размыто, ни имён, ни возраста. Таким способом писатель словно возносит своих главных персонажей над окружающей средой, условиями и временем. Действующими лицами рассказа являются поручик и его попутчица. Будучи прежде незнакомы, проведя один день вместе, они ощутили такое искреннее, непорочное чувство, которое не испытывали прежде. Но на пути у влюбленных появлялись преграды и козни судьбы, они невольно распрощались. Бунин хотел показать, что серые будни, быт очень вредоносный для любви, они лишь уничтожают её.

Бунин повествует о мимолетном романе, который возник между поручиком и замужней дамой. Он углубляется во все тонкости воспламенённой страсти, возникшие между героями, которые проведя ночь, даже не узнав, имени друг друга, вынуждены расстаться. Поручика так покорила его попутчица, что после расставания ощутил тоску и душевную пустоту. Сидя в опустошённой каюте, он почувствовал, что постарел на десять лет. Но наиболее усугубляло его состояние растерянность и недоумение. Он не знал, как разыскать даму своего сердца и признаться ей, о своих чувствах и не видит больше жизни без неё.

Стиль повествования Бунина является весьма «плотным». Он умелец краткого жанра, в малом объёме ему удаётся максимально полно раскрыть все образы своих персонажей и донести всю суть своего замысла и сюжета.

О счастливой любви И. А. Бунин некогда не повествовал. Рассказ «Солнечный удар» не исключение. Он считал, что объединение душ – это вовсе другое ощущение, несоизмеримо со страстью. Истинная любовь приходит и уходит также внезапно, как солнечный удар.

Вариант 2

Мы ничего не знаем о героях этого короткого рассказа. Он – поручик. Судя по упоминанию пустынь Туркестана, возвращается с крайнего юга Российской империи. Она – барышня, у которой где-то есть муж и трёхлетняя дочка. Из персонажей повествования можно ещё упомянуть лакея «в розовой косоворотке» да весёлого извозчика. Вечером он вёз в гостиницу двоих, а на следующий пароход подвозил в пролётке уже одного офицера. Вот и всё. Остальное пространство рассказа занимает описание ощущений молодого повесы в раскалённом солнцем приволжском городке.

Почему она не захотела продолжить путь вместе? Видимо, понимала разницу между охватившей их страстью, и любовью. Дальше началась бы пошлость незаконной связи замужней женщины и молодого офицера. Из этого можно сделать ещё один вывод: она – старше и опытнее. Любовное приключение останется тайной, вспоминая которую, ей будет не так скучно коротать зимние вечера в каком-то провинциальном городе. А то, что с ними приключилось, всё равно не повторится. Дальше, если они не расстанутся, «всё будет испорчено».

Метания поручика по незнакомому городишке заслуживают отдельного разговора. Ему всё кажется слишком обыденным, скучным по сравнению с только что пережитым. Пожалуй, повесой его называть ещё рано. Молодой человек влюблён. Может быть, с ним такое случилось впервые. Солнце слепит его, воздух душит. Но он искренне заблуждается. Красивая женщина подарила ему ощущение счастья. И хорошо, что так ненадолго. Теперь он знает, что это такое, но ещё не испытал разочарования. Она подарила ему будущее.

Наверное, у прекрасной незнакомки не такая уж счастливая семейная жизнь. Иначе она не ездила бы на курорт в одиночестве. Замуж девушек выдавали рано, и она не успела испытать ничего подобного до того, как пошла под венец. Тем вечером она впервые дала волю своим чувствам. Благодаря чему возникает столько предположений и впечатлений после прочтения всего нескольких страниц? Ведь описана обычная житейская ситуация. Но автор уделил такое внимание тонким, вроде бы незначительным деталям, что рассказ благодаря этому как бы становится больше, изображая не провинциальный городок и двух людей, которые сошли там случайно с парохода, а всю страну. Можно сказать и о живописи Бунина, который написал и картину и рассказ одновременно. Но на этом живописном полотне видны не только внешние черты героев, но и их тончайшие переживания.

Несколько интересных сочинений

  • Анализ пьесы Горе от ума Грибоедова (комедии, произведения)

    На написание пьесы было потрачено два года. Данную пьесу нельзя отнести к жанру комедии, несмотря на то, что сам автор считает «Горе от ума» комедией.

  • Уверенность в себе является неотъемлемым свойством для человека. Ведь только уверенность позволяет достигать каких-то высот и получать нужные результаты.

  • Два отца: Тыбурций и судья - сочинение для 5 класса

    В произведении «В дурном обществе» Короленко рассказал про взаимоотношения двух разных отцов со своими детьми. Мужчины абсолютно разные, у них разный достаток и уровень жизни. У каждого свой круг общения.

  • Бродский И.И.

    Исаак Израилевич Бродский родом из села Софиевка Таврической Губернии. Он выходец из семьи среднего сословия (его отец был мелким торговцем и землевладельцем). Появился на свет известный художник 25 июня 1833 года. Уже в детстве ребенок любил рисовать.

  • Сочинение Левша народный герой 6 класс

    Левша – живет в городе Тула и не представляет своей жизни без своего любимого дела. На щеке у него имеется родимое пятнышко, косит, кое, где выдраны волосы. Носит старую потрепанную одежду

Они знакомятся летом, на одном из волжских пароходов. Он - поручик, Она - прелестная, маленькая, загорелая женщина, возвращающаяся домой из Анапы.

Поручик целует её руку, а сердце его блаженно и страшно замирает.

Пароход подходит к пристани, поручик умоляет её сойти. Через минуту они едут в гостиницу и снимают большой, но душный номер. Как только лакей закрывает за собой дверь, оба так исступлённо сливаются в поцелуе, что потом много лет вспоминают эту минуту: никто из них никогда ничего подобного не испытал.

А утром эта маленькая безымянная женщина, шутя называвшая себя «прекрасной незнакомкой» и «царевной Марьей Моревной», уезжает. Несмотря на почти бессонную ночь, она свежа, как в семнадцать лет, немного смущена, по-прежнему проста, весела, и уже рассудительна: просит поручика остаться до следующего парохода.

И поручик как-то легко соглашается с нею, довозит до пристани, садит на пароход и при всех целует на палубе.

Легко и беззаботно возвращается он в гостиницу, но номер кажется поручику каким-то другим. Он ещё полон ею - и пуст. Сердце поручика вдруг сжимается такой нежностью, что нет сил смотреть на неубранную постель - и он закрывает её ширмой. Он думает, что это милое «дорожное приключение» окончено. Не может же он «приехать в этот город, где её муж, её трёхлетняя девочка, вообще вся её обычная жизнь».

Эта мысль поражает его. Он чувствует такую боль и ненужность всей своей дальнейшей жизни без неё, что его охватывает ужас и отчаяние. Поручик начинает верить, что это действительно «солнечный удар», и не знает, «как прожить этот бесконечный день, с этими воспоминаниями, с этой неразрешимой мукой».

Поручик идёт на базар, в собор, потом долго кружит по заброшенному садику, но нигде не находит успокоения и избавления от этого непрошенного чувства.

Возвратясь в гостиницу, поручик заказывает обед. Все хорошо, но он знает, что не задумываясь умер бы завтра, если бы можно было каким-нибудь чудом вернуть «прекрасную незнакомку» и доказать, как он мучительно и восторженно любит её. Он не знает, зачем, но это для него необходимее жизни.

Поняв, что избавиться от этой неожиданной любви невозможно, поручик решительно отправляется на почту с уже написанной телеграммой, но у почты в ужасе останавливается - он не знает ни её фамилии, ни имени! Поручик возвращается в гостиницу совершенно разбитый, ложится на кровать, закрывает глаза, чувствуя, как по щекам катятся слезы, и, наконец, засыпает.

Просыпается поручик вечером. Вчерашний день и нынешнее утро вспоминаются ему как далёкое прошлое. Он встаёт, умывается, долго пьёт чай с лимоном, расплачивается за номер и едет к пристани.

Пароход отчаливает ночью. Поручик сидит под навесом на палубе, чувствуя себя постаревшим на десять лет.

После обеда вышли из ярко и горячо освещенной столовой на палубу и остановились у поручней. Она закрыла глаза, ладонью наружу приложила руку к щеке, засмеялась простым прелестным смехом, — все было прелестно в этой маленькой женщине, — и сказала: — Я, кажется, пьяна... Откуда вы взялись? Три часа тому назад я даже не подозревала о вашем существовании. Я даже не знаю, где вы сели. В Самаре? Но все равно... Это у меня голова кружится или мы куда-то поворачиваем? Впереди была темнота и огни. Из темноты бил в лицо сильный, мягкий ветер, а огни неслись куда-то в сторону: пароход с волжским щегольством круто описывал широкую дугу, подбегая к небольшой пристани. Поручик взял ее руку, поднес к губам. Рука, маленькая и сильная, пахла загаром. И блаженно и страшно замерло сердце при мысли, как, вероятно, крепка и смугла она вся под этим легким холстинковым платьем после целого месяца лежанья под южным солнцем, на горячем морском песке (она сказала, что едет из Анапы). Поручик пробормотал: — Сойдем... — Куда? — спросила она удивленно. — На этой пристани. — Зачем? Он промолчал. Она опять приложила тыл руки к горячей щеке. — Сумасшествие... — Сойдем, — повторил он тупо. — Умоляю вас... — Ах, да делайте, как хотите, — сказала она, отворачиваясь. Разбежавшийся пароход с мягким стуком ударился в тускло освещенную пристань, и они чуть не упали друг на друга. Над головами пролетел конец каната, потом понесло назад, и с шумом закипела вода, загремели сходни... Поручик кинулся за вещами. Через минуту они прошли сонную конторку, вышли на глубокий, по ступицу, песок и молча сели в запыленную извозчичью пролетку. Отлогий подъем в гору, среди редких кривых фонарей, по мягкой от пыли дороге, показался бесконечным. Но вот поднялись, выехали и затрещали по мостовой, вот какая-то площадь, присутственные места, каланча, тепло и запахи ночного летнего уездного города... Извозчик остановился возле освещенного подъезда, за раскрытыми дверями которого круто поднималась старая деревянная лестница, старый, небритый лакей в розовой косоворотке и в сюртуке недовольно взял вещи и пошел на своих растоптанных ногах вперед. Вошли в большой, но страшно душный, горячо накаленный за день солнцем номер с белыми опущенными занавесками на окнах и двумя необожженными свечами на подзеркальнике, — и как только вошли и лакей затворил дверь, поручик так порывисто кинулся к ней и оба так исступленно задохнулись в поцелуе, что много лет вспоминали потом эту минуту: никогда ничего подобного не испытал за всю жизнь ни тот, ни другой. В десять часов утра, солнечного, жаркого, счастливого, со звоном церквей, с базаром на площади перед гостиницей, с запахом сена, дегтя и опять всего того сложного и пахучего, чем пахнет русский уездный город, она, эта маленькая безымянная женщина, так и не сказавшая своего имени, шутя называвшая себя прекрасной незнакомкой, уехала. Спали мало, но утром, выйдя из-за ширмы возле кровати, в пять минут умывшись и одевшись, она была свежа, как в семнадцать лет. Смущена ли была она? Нет, очень немного. По-прежнему была проста, весела и — уже рассудительна. — Нет, нет, милый, — сказала она в ответ на его просьбу ехать дальше вместе, — нет, вы должны остаться до следующего парохода. Если поедем вместе, все будет испорчено. Мне это будет очень неприятно. Даю вам честное слово, что я совсем не то, что вы могли обо мне подумать. Никогда ничего даже похожего на то, что случилось, со мной не было, да и не будет больше. На меня точно затмение нашло... Или, вернее, мы оба получили что-то вроде солнечного удара... И поручик как-то легко согласился с нею. В легком и счастливом духе он довез ее до пристани, — как раз к отходу розового «Самолета», — при всех поцеловал на палубе и едва успел вскочить на сходни, которые уже двинули назад. Так же легко, беззаботно и возвратился он в гостиницу. Однако что-то уж изменилось. Номер без нее показался каким-то совсем другим, чем был при ней. Он был еще полон ею — и пуст. Это было странно! Еще пахло ее хорошим английским одеколоном, еще стояла на подносе ее недопитая чашка, а ее уже не было... И сердце поручика вдруг сжалось такой нежностью, что поручик поспешил закурить и несколько раз прошелся взад и вперед по комнате. — Странное приключение! — сказал он вслух, смеясь и чувствуя, что на глаза его навертываются слезы. — «Даю вам честное слово, что я совсем не то, что вы могли подумать...» И уже уехала... Ширма была отодвинута, постель еще не убрана. И он почувствовал, что просто нет сил смотреть теперь на эту постель. Он закрыл ее ширмой, затворил окна, чтобы не слышать базарного говора и скрипа колес, опустил белые пузырившиеся занавески, сел на диван... Да, вот и конец этому «дорожному приключению»! Уехала — и теперь уже далеко, сидит, вероятно, в стеклянном белом салоне или на палубе и смотрит на огромную, блестящую под солнцем реку, на встречные плоты, на желтые отмели, на сияющую даль воды и неба, на весь этот безмерный волжский простор... И прости, и уже навсегда, навеки... Потому что где же они теперь могут встретиться? — «Не могу же я, — подумал он, — не могу же я ни с того ни с сего приехать в этот город, где ее муж, где ее трехлетняя девочка, вообще вся ее семья и вся ее обычная жизнь!» — И город этот показался ему каким-то особенным, заповедный городом, и мысль о том, что она так и будет жить в нем своей одинокой жизнью, часто, может быть, вспоминая его, вспоминая их случайную, такую мимолетную встречу, а он уже никогда не увидит ее, мысль эта изумила и поразила его. Нет, этого не может быть! Это было бы слишком дико, неестественно, неправдоподобно! — И он почувствовал такую боль и такую ненужность всей своей дальнейшей жизни без нее, что его охватил ужас, отчаяние. «Что за черт! — подумал он, вставая, опять принимаясь ходить по комнате и стараясь не смотреть на постель за ширмой. — Да что же это такое со мной? И что в ней особенного и что, собственно, случилось? В самом деле, точно какой-то солнечный удар! И главное, как же я проведу теперь, без нее, целый день в этом захолустье?» Он еще помнил ее всю, со всеми малейшими ее особенностями, помнил запах ее загара и холстинкового платья, ее крепкое тело, живой, простой и веселый звук ее голоса... Чувство только что испытанных наслаждений всей ее женской прелестью было еще живо в нем необыкновенно, но теперь главным было все-таки это второе, совсем новое чувство — то странное, непонятное чувство, которого совсем не было, пока они были вместе, которого он даже предположить в себе не мог, затевая вчера это, как он думал, только забавное знакомство, и о котором уже нельзя было сказать ей теперь! «А главное, — подумал он, — ведь и никогда уже не скажешь! И что делать, как прожить этот бесконечный день, с этими воспоминаниями, с этой неразрешимой мукой, в этом богом забытом городишке над той самой сияющей Волгой, по которой унес ее этот розовый пароход!» Нужно было спасаться, чем-нибудь занять, отвлечь себя, куда-нибудь идти. Он решительно надел картуз, взял стек, быстро прошел, звеня шпорами, по пустому коридору, сбежал по крутой лестнице на подъезд... Да, но куда идти? У подъезда стоял извозчик, молодой, в ловкой поддевке, и спокойно курил цигарку. Поручик взглянул на него растерянно и с изумлением: как это можно так спокойно сидеть на козлах, курить и вообще быть простым, беспечным, равнодушным? «Вероятно, только я один так страшно несчастен во всем этом городе», — подумал он, направляясь к базару. Базар уже разъезжался. Он зачем-то походил по свежему навозу среди телег, среди возов с огурцами, среди новых мисок и горшков, и бабы, сидевшие на земле, наперебой зазывали его, брали горшки в руки и стучали, звенели в них пальцами, показывая их добротность, мужики оглушали его, кричали ему: «Вот первый сорт огурчики, ваше благородие!» Все это было так глупо, нелепо, что он бежал с базара. Он пошел в собор, где пели уже громко, весело и решительно, с сознанием исполненного долга, потом долго шагал, кружил по маленькому, жаркому и запущенному садику на обрыве горы, над неоглядной светло-стальной ширью реки... Погоны и пуговицы его кителя так нажгло, что к ним нельзя было прикоснуться. Околыш картуза был внутри мокрый от пота, лицо пылало... Возвратясь в гостиницу, он с наслаждением вошел в большую и пустую прохладную столовую в нижнем этаже, с наслаждением снял картуз и сел за столик возле открытого окна, в которое несло жаром, но все-таки веяло воздухом, заказал ботвинью со льдом... Все было хорошо, во всем было безмерное счастье, великая радость; даже в этом зное и во всех базарных запахах, во всем этом незнакомом городишке и в этой старой уездной гостинице была она, эта радость, а вместе с тем сердце просто разрывалось на части. Он выпил несколько рюмок водки, закусывая малосольными огурцами с укропом и чувствуя, что он, не задумываясь, умер бы завтра, если бы можно было каким-нибудь чудом вернуть ее, провести с ней еще один, нынешний день, — провести только затем, только затем, чтобы высказать ей и чем-нибудь доказать, убедить, как он мучительно и восторженно любит ее... Зачем доказать? Зачем убедить? Он не знал зачем, но это было необходимее жизни. — Совсем разгулялись нервы! — сказал он, наливая пятую рюмку водки. Он отодвинул от себя ботвинью, спросил черного кофе и стал курить и напряженно думать: что же теперь делать ему, как избавиться от этой внезапной, неожиданной любви? Но избавиться — он это чувствовал слишком живо — было невозможно. И он вдруг опять быстро встал, взял картуз и стек и, спросив, где почта, торопливо пошел туда с уже готовой в голове фразой телеграммы: «Отныне вся моя жизнь навеки, до гроба, ваша, в вашей власти». Но, дойдя до старого толстостенного дома, где была почта и телеграф, в ужасе остановился: он знал город, где она живет, знал, что у нее есть муж и трехлетняя дочка, но не знал ни фамилии, ни имени ее! Он несколько раз спрашивал ее об этом вчера за обедом и в гостинице, и каждый раз она смеялась и говорила: — А зачем вам нужно знать, кто я, как меня зовут? На углу, возле почты, была фотографическая витрина. Он долго смотрел на большой портрет какого-то военного в густых эполетах, с выпуклыми глазами, с низким лбом, с поразительно великолепными бакенбардами и широчайшей грудью, сплошь украшенной орденами... Как дико, страшно все будничное, обычное, когда сердце поражено, — да, поражено, он теперь понимал это, — этим страшным «солнечным ударом», слишком большой любовью, слишком большим счастьем! Он взглянул на чету новобрачных — молодой человек в длинном сюртуке и белом галстуке, стриженный ежиком, вытянувшийся во фронт под руку с девицей в подвенечном газе, — перевел глаза на портрет какой-то хорошенькой и задорной барышни в студенческом картузе набекрень... Потом, томясь мучительной завистью ко всем этим неизвестным ему, не страдающим людям, стал напряженно смотреть вдоль улицы. — Куда идти? Что делать? Улица была совершенно пуста. Дома были все одинаковые, белые, двухэтажные, купеческие, с большими садами, и казалось, что в них нет ни души; белая густая пыль лежала на мостовой; и все это слепило, все было залито жарким, пламенным и радостным, но здесь как будто бесцельным солнцем. Вдали улица поднималась, горбилась и упиралась в безоблачный, сероватый, с отблеском небосклон. В этом было что-то южное, напоминающее Севастополь, Керчь... Анапу. Это было особенно нестерпимо. И поручик, с опущенной головой, щурясь от света, сосредоточенно глядя себе под ноги, шатаясь, спотыкаясь, цепляясь шпорой за шпору, зашагал назад. Он вернулся в гостиницу настолько разбитый усталостью, точно совершил огромный переход где-нибудь в Туркестане, в Сахаре. Он, собирая последние силы, вошел в свой большой и пустой номер. Номер был уже прибран, лишен последних следов ее, — только одна шпилька, забытая ею, лежала на ночном столике! Он снял китель и взглянул на себя в зеркало: лицо его, — обычное офицерское лицо, серое от загара, с белесыми, выгоревшими от солнца усами и голубоватой белизной глаз, от загара казавшихся еще белее, — имело теперь возбужденное, сумасшедшее выражение, а в белой тонкой рубашке со стоячим крахмальным воротничком было что-то юное и глубоко несчастное. Он лег на кровать на спину, положил запыленные сапоги на отвал. Окна были открыты, занавески опущены, и легкий ветерок от времени до времени надувал их, веял в комнату зноем нагретых железных крыш и всего этого светоносного и совершенно теперь опустевшего, безмолвного волжского мира. Он лежал, подложив руки под затылок, и пристально глядел перед собой. Потом стиснул зубы, закрыл веки, чувствуя, как по щекам катятся из-под них слезы, — и наконец заснул, а когда снова открыл глаза, за занавесками уже красновато желтело вечернее солнце. Ветер стих, в номере было душно и сухо, как в духовой печи... И вчерашний день, и нынешнее утро вспомнились так, точно они были десять лет тому назад. Он не спеша встал, не спеша умылся, поднял занавески, позвонил и спросил самовар и счет, долго пил чай с лимоном. Потом приказал привести извозчика, вынести вещи и, садясь в пролетку, на ее рыжее, выгоревшее сиденье, дал лакею целых пять рублей. — А похоже, ваше благородие, что это я и привез вас ночью! — весело сказал извозчик, берясь за вожжи. Когда спустились к пристани, уже синела над Волгой синяя летняя ночь, и уже много разноцветных огоньков было рассеяно по реке, и огни висели на мачтах подбегающего парохода. — В аккурат доставил! — сказал извозчик заискивающе. Поручик и ему дал пять рублей, взял билет, прошел на пристань... Так же, как вчера, был мягкий стук в ее причал и легкое головокружение от зыбкости под ногами, потом летящий конец, шум закипевшей и побежавшей вперед воды под колесами несколько назад подавшегося парохода... И необыкновенно приветливо, хорошо показалось от многолюдства этого парохода, уже везде освещенного и пахнущего кухней. Через минуту побежали дальше, вверх, туда же, куда унесло и ее давеча утром. Темная летняя заря потухала далеко впереди, сумрачно, сонно и разноцветно отражаясь в реке, еще кое-где светившейся дрожащей рябью вдали под ней, под этой зарей, и плыли и плыли назад огни, рассеянные в темноте вокруг. Поручик сидел под навесом на палубе, чувствуя себя постаревшим на десять лет. Приморские альпы, 1925.

Анализ рассказа И. Бунина "Солнечный удар"

Мягкий кленовый листок кротко и трепетно возносится ветром и вновь падает на холодную землю. Он настолько одинок, что ему всё равно, куда несёт его судьба. Ни тёплые лучи ласкового солнца, ни весенняя свежесть морозного утра уже не радуют его. Этот маленький листок настолько беззащитен, что ему приходится смириться с роком судьбы и лишь надеяться на то, что когда-нибудь удастся найти своё пристанище.

В рассказе И. А. Бунина "Солнечный удар" поручик, словно одинокий листок, скитается по чужому городу. Это рассказ о любви с первого взгляда, о мимолётном увлечении, о силе страсти и горечи расставания. В творчестве И. А. Бунина любовь сложна и несчастлива. Герои расстаются, словно проснувшись после сладкого любовного сна.

То же самое происходит и с поручиком. Перед читателем предстаёт картина жары и духоты: загар на теле, кипящая вода, горячий морской песок, запылённая извозничья пролетка… Воздух наполнен любовной страстью. Страшно душный, сильно накалённый за день гостиничный номер - вот отражение состояния влюблённых. Белые опущенные занавески на окнах - это граница души, а две несожжённые свечи на подзеркальнике - то, что, возможно, осталось здесь от предыдущей пары.

Однако наступает время расставания, и маленькая, безымянная женщина, шутливо называвшая себя прекрасной незнакомкой, уезжает. Поручик не сразу понимает, что любовь уходит от него. В лёгком, счастливом состоянии духа он довёз её до пристани, поцеловал и беззаботно вернулся в гостиницу.

Его душа была ещё полна ею - и пуста, как и гостиничный номер. Аромат её хорошего английского одеколона, её недопитая чашка лишь усиливали одиночество. Поручик поспешил закурить, но сигаретный дым не способен побороть тоску и душевную пустоту. Иногда случается, что мы понимаем, с каким прекрасным человеком свела нас судьба, лишь в тот момент, когда его уже нет рядом.

Поручику нечасто доводилось влюбляться, иначе он не стал бы называть пережитое чувство "странным приключением", не согласился бы с безымянной незнакомкой, что они оба получили что-то вроде солнечного удара.

В гостиничном номере ещё всё напоминало о ней. Однако тяжелы были эти воспоминания, от одного взгляда на неубранную кровать усиливалась и без того невыносимая тоска. Где-то там, за открытыми окнами, уплывал от него пароход с таинственной незнакомкой.

Поручик на мгновение попробовал представить, что чувствует таинственная незнакомка, ощутить себя на её месте. Вероятно, она сидит в стеклянном белом салоне или на палубе и смотрит на огромную, блестящую под солнцем реку, на встречные плоты, на жёлтые отмели, на сияющую даль воды и неба, на весь этот безмерный волжский простор. А его мучает одиночество, раздражает базарный говор и скрип колёс.

Жизнь самого обычного человека зачастую скучна и однообразна. И только благодаря таким мимолётным встречам люди забывают про каждодневные скучные дела, каждое расставание вселяет надежду на новую встречу, и с этим ничего не поделаешь. Но где же сможет встретить поручик свою возлюбленную в большом городе? К тому же у неё семья, трёхлетняя дочка. Нужно продолжать жить, не давать отчаянию овладеть разумом и душой, хотя бы ради всех будущих встреч.

Все проходит, как говорил Юлий Цезарь. Вначале странное, непонятное чувство затмевает разум, но тоска и одиночество неминуемо остаются в прошлом, как только человек вновь оказывается в обществе, общается с интересными людьми. Новые встречи - вот лучшее лекарство от расставаний. Не нужно уходить в себя, думать о том, как прожить этот бесконечный день с этими воспоминаниями, с этой неразделимой мукой.

Поручик был одинок в этом богом забытом городишке. Он рассчитывал найти сочувствие к себе со стороны окружающих. Но улица лишь усилила тяжкие воспоминания. Герой не мог понять, как можно спокойно сидеть на козлах, курить и вообще быть беспечным, равнодушным. Ему захотелось узнать, один ли он так страшно несчастен во всём этом городе.

На базаре все только и делали, что нахваливали свой товар. Всё это было так глупо, нелепо, что герой убежал с базара. В соборе поручик также не нашёл пристанища: там пели громко, весело и решительно. Никому не было дела до его одиночества, а безжалостное солнце неумолимо жгло. Погоны и пуговицы его кителя так нагрелись, что к ним невозможно было прикоснуться. Тяжесть внутренних переживаний поручика усугубляла нестерпимая жара на улице. Ещё вчера, находясь под властью любви, он не замечал палящего солнца. Теперь же, казалось, уже ничто не сможет побороть одиночество. Поручик попытался найти утешение в спиртном, но от водки его чувства ещё больше разгулялись. Герою так хотелось избавиться от этой любви, и вместе с тем он мечтал встретиться вновь со своей возлюбленной. Но каким образом? Он не знал ни фамилии, ни имени её.

Память поручика ещё хранила запах её загара и холстинкового платья, красоту её крепкого тела и изящность маленьких рук. Долго рассматривая портрет какого-то военного на фотовитрине, герой задумался над вопросом, нужна ли такая любовь, если потом всё будничное становится страшным и диким, хорошо ли, когда сердце поражено слишком большой любовью, слишком большим счастьем. Говорят, всё хорошо в меру. Некогда сильная любовь после расставания сменяется завистью к окружающим. То же самое произошло с поручиком: он стал томиться мучительной завистью ко всем нестрадающим людям. Всё вокруг выглядело одиноким: дома, улицы… Казалось, вокруг нет ни души. От былого благополучия осталась лишь белая густая пыль, лежавшая на мостовой.

Когда поручик вернулся в гостиницу, номер был уже прибран и казался пустым. Окна были закрыты, занавески опущены. В комнату проникал лишь лёгкий ветерок. Поручик устал, к тому же, он был очень пьян и лежал, подложив руки под затылок. По его щекам покатились слёзы отчаяния, столь сильно было ощущение бессилия человека перед всемогущей судьбой.

Когда поручик проснулся, боль потери немного притупилась, будто он расстался с возлюбленной десять нет назад. Оставаться в номере далее было невыносимо. Деньги для героя потеряли всякую ценность, вполне возможно, в его памяти ещё свежи были воспоминания о городском базаре, об алчности торговцев. Щедро рассчитавшись с извозчиком, он пошёл на пристань и через минуту оказался на многолюдном пароходе, идущем следом за незнакомкой.

В действии наступила развязка, но в самом конце рассказа И. А. Бунин ставит последний штрих: за несколько дней поручик постарел на десять лет. Чувствуя себя в плену любви, мы не думаем о неизбежной минуте расставания. Чем сильнее мы любим, тем тягостнее бывают наши страдания. Эта тяжесть расставания с самым близким тебе человеком ни с чем не сравнима. Что же испытывает человек, когда теряет свою любовь после неземного счастья, если из-за мимолётного увлечения стареет на десять лет?

Человеческая жизнь, словно зебра: белая полоса радости и счастья неминуемо сменится чёрной. Но успех одного человека вовсе не означает неудачу другого. Нужно жить с открытой душой, даря радость людям, и тогда в нашу жизнь будет возвращаться радость, чаще мы будем терять голову от счастья, нежели томиться в ожидании нового солнечного удара. Ведь ничего нет невыносимее ожидания.

Солнечный удар
рассказ
читает читает В.Зозулин

Бунинскую концепцию любви раскрывает и рассказ "Солнечный удар", написанный в Приморских Альпах в 1925 году.
Это произведение, на мой взгляд, типично для Бунина. Во-первых, оно построено так же, как и многие другие рассказы, и рисует переживания героя, в жизни которого встретилось большое чувство.
Итак, рассказ начинается встречей на теплоходе двух людей: мужчины и женщины. Между ними возникает взаимное влечение, и они решаются на мгновенную любовную связь. Проснувшись утром, они ведут себя так, как будто ничего не произошло, и вскоре "она" уезжает, оставив "его" одного. Они знают, что уже никогда не увидятся, не придают никакого значения встрече, но... что-то странное начинает происходить с героем... В финале поручик опять оказывается в той же самой обстановке: он вновь плывет на корабле, но "чувствует себя постаревшим на десять лет". Эмоционально рассказ действует на читателя поразительно. Но не потому, что мы сочувствуем герою, а потому, что герой заставил нас задуматься над смыслом бытия. Почему герои остаются несчастливыми? Почему Бунин не дает им права обрести счастье? Почему, пережив такие прекрасные мгновения, они расстаются?
Рассказ назван "Солнечный удар". Что же это название может означать? Создается ощущение чего-то мгновенного, внезапно поражающего, а здесь - и влекущего за собой опустошение души, страдание, несчастье. Это особенно отчетливо чувствуется, если сопоставить начало и конец рассказа.
Целый ряд деталей рассказа, а также сцена встречи поручика с извозчиком помогают нам понять авторский замысел. Самое главное, что мы открываем для себя, прочитав рассказ "Солнечный удар", - у любви, которую описывает в своих произведениях Бунин, отсутствует будущее. Его герои никогда не смогут обрести счастья, они обречены страдать. "Солнечный удар" еще раз раскрывает бунинскую концепцию любви: "Полюбив, мы умираем...".

Иван Алексеевич Бунин
Русский писатель: прозаик, поэт, публицист. Иван Алексеевич Бунин родился 22 октября (по старому стилю - 10 октября) 1870 года в Воронеже, в семье обедневшего дворянина, принадлежавшего к старинному дворянскому роду.
Литературная известность к Ивану Бунину пришла в 1900 году после выхода в свет рассказа "Антоновские яблоки". В 1901 году в издательстве символистов "Скорпион" вышел сборник стихотворений "Листопад". За этот сборник и за перевод поэмы американского поэта-романтика Г. Лонгфелло "Песнь о Гайавате" (1898 год, в некоторых источниках указан 1896) Российской Академией наук Ивану Алексеевичу Бунину была присуждена Пушкинская премия. В 1902 году в издательстве "Знание" вышел первый том сочинений И.А. Бунина. В 1905 году Бунин, живший в гостинице "Националь", стал свидетелем Декабрьского вооруженного восстания.

Последние годы писателя прошли в нищете. Умер Иван Алексеевич Бунин в Париже. В ночь с 7 на 8 ноября 1953 года, через два часа после полуночи его не стало: он умер тихо и спокойно, во сне. На его постели лежал роман Л.Н. Толстого "Воскресение". Похоронен Иван Алексеевич Бунин на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, под Парижем.
В 1927-1942 годы другом семьи Буниных была Галина Николаевна Кузнецова, ставшая глубокой поздней привязанностью Ивана Алексеевича и написавшая ряд мемуарных произведений ("Грасский дневник", статья "Памяти Бунина"). В СССР первое собрание сочинений И.А. Бунина вышло только после его смерти - в 1956 году (пять томов в Библиотеке "Огонек").



Есть вопросы?

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: