Философские истории. История философии кратко

30.06.2020

ВВЕДЕНИЕ

С момента своего возникновения философия играла решающую роль в формировании мировоззрения людей. Она боролась за свое место в духовной жизни общества. Ей пришлось очень тяжело, когда в средние века тиология подчинила её себе. В Новое время философия вырвалась оков христианства и снова заняла важное место в обществе. Причем рациональная философия оттеснила остальные философские течения и направления. Она помогала людям правильно ориентироваться в сложной сети общественной жизни, находить пути выхода из тупиковых ситуаций. Она по-прежнему выполняла важные мировоззренческие функции.

Термин «философия истории» был введен французским просветителем Вольтером в 18 веке. Он считал, что историк не просто должен описывать события, излагать их в хронологической последовательности, а философски истолковывать исторический процесс, рефлексировать над его бытием. Впоследствии этот термин вошел в научный оборот.

Философию истории можно излагать по-разному. Одни исследователи дают широкую панораму всего исторического процесса. Другие главное внимание обращают на теоретическое наследие крупнейших философов истории. В этой работе используется проблемное изложение материала. Такой подход дает возможность охватить наиболее фундаментальные проблемы философии истории, дать их комплексный и всесторонний анализ.

ИСТОРИЯ И ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ

«Память не восстанавливает прошлое таки, каким оно было, она преображает это прошлое, идеализирует его в соответствии с ожидаемым будущим».

М.А. Бердяев.

Философия истории не есть ни историческая наука отдельных государств и народов, ни универсальная или всемирная история. Она «не поздний плод науки, постепенно обнаруживаемая проблема, которая с самого начала лежала во всяком случае в представлении о науке. Она возникла именно тогда, когда в ней нуждались, когда ее потребовала необходимость, возникшая в мировоззрении. Она относится скорее к области мировоззрения, чем исторического исследования, и оба они сблизились лишь в тот момент, когда размышление о существенных целях духа потребовала знания истории, а история - включения в философское мышление» - Э. Трельч. Последняя тоже изучает все человечество, но изучает не философски, т.е. не дает философского обобщения всего исторического процесса, а исторически, т.е. каждый социальный организм рассматривается во всем своем богатстве и конкретном проявлении. . В курсе всемирной истории, например, изучаются все страны мира, но изучаются конкретно, в хронологическом порядке и изолированно. Так, в истории Древнего мира рассматриваются наряду с первобытными племенами сложившиеся уже государственные образования (Китай, Индия, Персия, Греция, Рим и т.д.), которые, хотя и имели некоторые общие черты, тем не менее представляли самостоятельные социальные организмы. Историк главное внимание обращает не на их универсальные черты, а на специфические характеристики. Философ же истории ищет в первую очередь именно то, что объединяет все социальные организмы, то, что им присуще как человеческим сообществам.

Историческая наука в отличии от философии истории должна соблюдать временную последовательность событий и исторических фактов. Если философия истории есть сущность, схваченная во времени, т.е. такая сущность, которая постоянно меняется, но тем не менее сохраняется, то историческая наука есть изложение фактов и событий в хронологическом порядке. Философия истории имеет определенный категориальный и понятийный аппарат, посредством которого дается философско-историческое изложение исторического процесса(прогресс, регресс, социальный детерминизм, цивилизация, закон, формация, общественные отношения, географический фактор, разум, способ производства, производительные силы, производственные отношения, историческое объяснение, менталитет, самосознание, историческое сознание и т.д.). Она теорией высшей абстракции, но абстракцией глубокой, адекватно отражающей объективную действительность. Философско-историческая дисциплина необходима, так как она позволяет создать некую теоретическую картину человеческого общества, помогает людям правильно ориентироваться в сложной сети общественной жизни, делать соответствующие выводы из опыта прошлого. Но люди редко извлекают полезные уроки из прошлого. Гегель писал, что «правителям, государственным людям и народам с важностью советуют извлекать поучения из опыта истории. Но опыт и история учит, что народы и правительства никогда ничему не научились из истории и действовали согласно поучениям, которые можно было бы извлечь из нее».

Некоторые историки полагают, что историческая наука, подобно философии истории, имеет свои собственные категории и является такой же теоретической дисциплиной, как и философия истории. Так, М.А. Барг в качестве таких категорий выделяет следующие понятия: «всемирно-исторический», «локально-исторический», «целостность», «структура», «процесс» и др. А саму историю определяет так: »Историческая наука изучает закономерности пространственно-временного развертывания всемирно-исторического процесса, или, что то же, закономерности всемирно-исторического развития человечества как равнодействующих внутриформационных и межформационных взаимодействий этнополитических общностей, являющихся носителями своеобразия этого развития». Но с такой дефиницией трудно согласиться. Перечисленные М.А. Баргом категории, по существу, успешно используются и в философии истории, что, конечно, не исключает их применения в исторической науке.

Историческая наука - это теория среднего уровня, то есть теория средней абстракции, и поэтому не может заниматься теоретической разработкой таких высоких абстрактных понятий, как закон и категория.

В связи с анализом соотношения философии истории и исторической науки нельзя не остановиться на одном важном вопросе - о ценностной ориентации исторической науки. Все общественные дисциплины так или иначе имеют мировоззренческий характер. Но в силу специфики самой исторической науки на ее выводах и обобщениях очень сказываются мировоззренческие позиции исследователя. Один и тот же факт можно изложить по-разному в зависимости от политической ориентации. Из-за этого исторические выводы часто теряют свою научность, поскольку научные результаты должны носить объективный и непротиворечивый характер.

Немецкий философ Гердер написал обширный труд «Идеи к философии истории человечества», в котором дается широкая панорама всей мировой истории. Как пишет немецкий просветитель, его интересовала наука, которая описывала бы всю историю человечества, начиная с его зарождения. В качестве такой науки для Гердера выступает философия истории. Философско-историческое произведение Гердера сыграло важнейшую роль в становлении философии истории как особой дисциплины.

Собственно философией истории занимался великий Гегель. Он ввел термин «всемирная философская история», под которым подразумевал общие размышления о философии истории. Он разделил всю историографию на три вида:

1) первоначальная история;

2) рефлективная история;

3) философская история;

Представители первоначальной истории, к которым Гегель причисляет Геродота и Фукидида, излагали исторические события, свидетелями которых сами были. Содержание трудов таких историков пространственно ограничено, так как излагалось то, что их окружало и что сами видели.

В рефлективной истории изложение материала уже не связывается с участием историка в описываемых событиях. Эту историю великий философ разбил на определенные виды.

Всеобщая история. При описании истории какого-нибудь народа, государства или всего мира главной задачей историка является обработка исторического материала с точки зрения собственного духа, отличающегося от духа материала. Он должен иметь определенные6 принципы, служащие ему в качестве методологии анализа материала.

Прагматическая история. Она предполагает описание прошлого с позиции настоящего. События, пишет Гегель, различны, но в них есть нечто общее и внутреннее. Благодаря прагматическим рефлексиям рассказы о прошлом наполняются современной жизнью.

Критическая история. В данном случае, по выражению Гегеля, излагается не сама история, а история истории, дается оценка исторических трудов, устанавливается их истинность и достоверность.

Философская история. Этот вид представляет собой переход к философской истории, когда исследователь руководствуется при изложении материала некоторыми общими философскими принципами. Философская история, или философия истории, «означает не что иное, как мыслящее рассмотрение ее» - Гегель.

По мысли Гегеля, философия истории ищет некие общие принципы в истории, которые присущи всей мировой истории. Главным из этих принципов является разум. В данном случае немецкий мыслитель под разумом понимает закономерности развития исторического процесса. С его точки зрения, все действительное разумно и все разумное действительно. Разумно то, что необходимо и закономерно, а то, что необходимо и закономерно, в то же время действительно.

Философия истории, продолжает Гегель, показывает, как народы и государства стремились к свободе, как ради нее в течении долгого исторического времени приносились всевозможные жертвы. Вместе с тем она рассматривает средства достижения свободы. С этой целью она изучает действительную историю людей, действия которых вытекает из их потребностей, страстей и интересов, играющих доминирующую роль. Кроме того, задачей философии истории и выяснение, как сам Гегель выражается, того материала, в котором осуществляется разумная цель. Таким материалом оказывается сам субъект со своими потребностями. Но он живет в том или ином государстве, и поэтому государство тоже должно находиться в центре внимания философии истории, хотя подробное изложение государства должно даваться в философии права.

В 19 веке философия истории получает полное научное гражданство. В России на ниве философии истории работали такие крупные философы и историки, как Н.И. Кареев, В.М. Хвостов, В.И. Герье, Л.В. Карсавин, С.Л. Франк. По мнению Х. Раппорта, философия истории находилась в центре внимания всех великих мыслителей - Вико, Гердера, Канта, Маркса и многих других, рефлексировавших над судьбами человечества, над перспективами его развития. Раппорт выделяет два значения философии истории: теоретическое и практическое. С точки зрения теории, философия истории, потому, что удовлетворяет потребности людей в теоретическом осмысления всего исторического процесса, потому, что она представляет необходимое условие научности всякой истории. Практическое значение философии истории заключается в том, что она оказывает непосредственное влияние на практическую жизнь людей, на принятие ими тех или иных политических решений. Все люди нуждаются в том, чтобы знать, куда идет человечество, а на этот вопрос отвечает как раз философия истории.

Таким образом, одни (онтологи) главное внимание уделяют бытию исторического процесса, а другие (гносеологи) - теоретической реконструкцией исторического прошлого. Но нельзя отрывать друг от друга гносеологию и онтологию. Теория познания без объекта познания перестает быть теорией, так как без исследования практической деятельности людей, без анализа общественных отношений, без выяснения смысла и цели человеческого общества она не может претендовать на научную теорию, то есть без объекта познания, нет теории познания. Поэтому предметом философии истории являются как гносеологические, тек и онтологические проблемы. Она их рассматривает в единстве, во взаимной связи, хотя может с целью более глубокого их изучения анализировать их отдельно друг от друга.

Материал из ЭНЭ

Философия истории

Определение философии истории.

Под этим названием разумеют:

философское обозрение прошлых судеб всего человечества , а также истории какого-либо народа (Ф. истории Франции), какой-либо эпохи (Ф. истории французской революции) и т. п.;
философское исследование общих законов исторического процесса, отвлеченно взятого,
философскую теорию исторического знания, а иногда и
практические уроки морального либо политического характера, которые могут быть извлечены из истории.

Эта неопределенность термина позволяет подводить под общую рубрику Ф. истории очень несходные между собой задачи, возникающие из соприкосновения двух самостоятельных областей знания - истории и Ф. Реже всего и с наименьшим правом под понятие Ф. истории подводятся сочинения, заключающие в себе те или другие поучения на основании исторических фактов. Мало заслуживают этого названия и такие дисциплины, как историка (см.), историческая методология (см.) и т. п., ставящие своей задачей установление принципов исторического знания. Чаще всего термин понимается или исключительно в одном из первых двух значений, или в обоих вместе; в последнем случае обыкновенно не делают различия между задачами философского понимания прошлого, как оно было в действительности, и понимания того, как вообще происходит, какими силами создается и по каким законам совершается исторический процесс , безотносительно к каким бы то ни было данным временам и местам. С тех пор, как возникла социология (см.), исследование законов, управляющих общественными явлениями, а следовательно, и развитием общества или историческим процессом, в нем происходящим, взяла на себя эта наука, и за Ф. истории все более утверждается значение доведенного до известной абстрактности изображения действительного хода истории. Существует еще термин историософия , равносильный термину Ф. истории; он встречается во многих литературах, но не привился на русской почве. Больший ход получил у нас термин историология, но уже в более определенном смысле теории исторического процесса, отвлеченно взятого; его удобнее всего было бы употреблять вместо термина Ф. истории, оставив за последним исключительно первое из вышеуказанных значений. Первый, употребивший термин Ф. истории, был Вольтер , который таким образом назвал свой «Essai sur les moeurs et l’esprit des nations». В общем под этим именем можно разуметь все попытки изображения прошлого или понимания сущности исторического процесса с точки зрения известного философского миросозерцания. Ф. истории может поэтому отражать на себе самые разнообразные системы и доктрины, может быть религиозной, метафизической и научной; религиозная может быть пантеистической и деистической (провиденциалистической; см.), метафизическая - иметь более мистический или более рационалистический характер, научная - отражать на себе идеи той или другой социологической школы. С другой стороны, Ф. истории заключает в себе и известные субъективные элементы (см. Субективизм), вследствие чего, напр., Ф. истории отдельных политических партий должна иметь различный характер.

Исторический очерк философии истории

Общие историко-философские построения стали возникать в очень давние времена. Учение древних о четырех веках (золотом, серебряном, медном, железном) уже заключает в себе известную Ф. истории, равно как и известная картина смены четырех монархий, ставшая краткой Ф. истории для всех средних веков. Первая, конечно, крайне несовершенная история человечества («Adversus paganos historiarum libri septem») была написана в начале V в. нашей эры испанским священником Орозием, поставившим своей целью доказать, что введение христианства нисколько не ухудшило жизни народов. Историко-философский характер имеет и «De civitate Dei» блаж. Августина, где вся история человечества рассматривается как борьба двух царств - божеского и дьявольского. Этими сочинениями был дан тон всей последующей провиденциалистической Ф. истории. В ее развитии особенно видное место принадлежит «Рассуждению о всемирной истории» Боссюэта, которое, по мнению автора, должно было быть для истории отдельных стран и народов тем же, чем общая географическая карта является по отношению к частным. Настоящая Ф. истории получила начало лишь в XVIII в. Неаполитанский мыслитель Вико в своей «Новой науке» развил прославившую его теорию, по которой все народы в своей исторической жизни совершают один и тот же путь и всеобщая история представляет собой вечный круговорот возвращения одних и тех же явлений. Сочинение по римской истории и «Дух законов» Монтескье тоже имеют важное значение в зарождении историологии и социологии ; они внесли в науку понятия закономерности общественных явлений и «основного течения (allure principale) исторической жизни», в частности же выяснили влияние климата на историческую жизнь. Философский дух в историографию внесен был и Вольтером . Особое значение имела для всего дальнейшего развития Ф. истории новая точка зрения прогресса (см.), с которой во второй половине XVIII в. стали рассматривать историю человечества. Первым сформулировал ее Тюрго , за которым следует целый ряд других писателей, стоявших на той точке зрения, что история человечества есть история его постепенного совершенствования и что главную роль в этом совершенствовании играют роль успехи человеческого ума. Эту мысль особенно блестящим образом развил в самом конце XVIII в. Кондорсе в своем знаменитом «Наброске исторической картины успехов человеческого ума». В Германии во второй половине XVIII стол. крупные труды по Ф. истории написали Изелин , автор «Philosoph. Muthmassungen aber die Geschichte der Menschheit», Гердер , сочинение которого «Идеи о Ф. человечества» является одним из главных трудов эпохи, и оставшийся малоизвестным, но заслуживающий большого внимании Пелитц (см.), автор «Grundlinien zur pragmatischen Weltgeschichte». Гердеру, между прочим, принадлежит та заслуга, что он старается обосновать историю на естествознании. Пелитц написал свою книгу, которую сам характеризовал как попытку «свести всемирную историю к одному принципу», под влиянием одной мысли Канта. В числе мелких статей знаменитого философа есть одна («Idee zu einer allgemeinen Geschichte in weltb ü rgerlicher Absicht»), где он доказывает необходимость философской обработки всемирной истории по плану природы, имеющему целью создание совершенного общества. "Может показаться странным, - говорит Кант , - рассматривать историю человечества так, как будто она на деле совершалась ради разумных целей; но эта точка зрения все-таки может быть рекомендована, как руководящая идея, и если ход истории определяется, таким образом, как бы a priori , то это не значит, что философ может пренебрегать изучением эмпирической истории. Этим замечанием Кант как бы предостерегал от того злоупотребления философией, которое было в ходу в немецком идеализме первой половины XIX в. Особое место в историологической литературе Германии занимает писатель XVIII в. Як. Вегелин, который в семидесятых годах XVIII в. поместил в «Записках Берлинской академии» ряд статей (по-франц.) «О Ф. истории». По его определению основу истории должен составлять простой и методический рассказ, Ф. же должна руководить им, «как бы скрываясь за занавесом». Общий характер Ф. истории XVIII в. заключается в ее прогрессивно филантропическом и гуманитарно-идеалистическом тоне, в ее оптимизме и проповеди деятельного участия в жизни. В первой половине XIX в. особого развитая достигла Ф. истории в Германии, где, однако, она получила крайне ненаучное направление в философских школах Фихте , Шеллинга и Гегеля . Первый из них в своих «Grundz uuml;ge des gegenwärtigen Zeitalters» провозгласил следующий принцип: «философ, занимающийся историей, следит за ней по a priori пробегающей нити мирового плана, который для него ясен без всякой истории; обращение философа к истории вовсе не имеет целью что-либо доказывать, так как его положения доказаны ранее и независимо от всякой истории. Философ пользуется историей лишь настолько, насколько она служит его цели - и игнорирует все остальное, что этой цели не служит. Этот способ был бы совершенно недостаточным при простом эмпирическом исследовании истории, но он вполне позволителен для философа». Фихте даже прямо утверждал, что задача философа - вывести из своего основного понятия все содержание опыта и что и на самом деле он может «a priori описать все время и все его возможные эпохи». Шеллинг, часто противополагавший историческое философскому, как эмпирическое - априорному, и одно время даже говоривший о совершенной невозможности их соединения в Ф. истории, долго колебался между довольно несходными решениями вопроса, пока в конце концов не оставил эмпирическую историю совершенно в стороне, чтобы понять историю в трансцендентном смысле «эпоса, созданного в Духе Божием» или «последовательно развивающегося откровения Бога». В этом понимании эмпирическая история должна была подчиниться априорной схеме. Из школы Шеллинга вышла целая плеяда писателей, рассматривавших историю с этой мистико-метафизической точки зрения. Особой распространенности философское конструирование истории по априорному логическому плану достигло в эпоху господства системы Гегеля . В числе главных произведений этого мыслителя очень видное место принадлежит его Ф. истории (см.), в которой история человечества рассматривается как процесс самосознания всемирного духа, совершающийся по известному логическому плану, и действительный ход истории подгоняется к априорной схеме. Конструирование истории было, очевидно, прямым нарушением самых элементарных требований исторической науки, и в конце концов Ф. истории в духе немецкого идеализма сильно дискредитировала и саму мысль о Ф. истории. Одновременно с развитием в Германии метафизической Ф. истории в той же Германии и в особенности во Франции шла не только политическая, но и культурная борьба между реакцией и либерализмом, вносившая известную идейность (а иногда и прямую тенденциозность) в занятия историей. Во Франции, кроме того, возник утопический социализм , тоже имевший свои особые взгляды на историю. В духе культурной реакции занимался Ф. истории и написал под этим заглавием книгу (1828) Фридрих Шлегель, который усматривал цель Ф. истории в «историческом изображении хода восстановления в различные мировые периоды утраченного божественного первообраза человека». Для Фр. Шлегеля, однако, вся новая история , начиная с гуманизма и Реформации, была чем-то вроде одной сплошной ошибки. К чести Шлегеля нужно прибавить, что он был противником конструирования истории по логическому плану. В духе клерикальной реакции рассматривал прошлое человечества и Гёррес в сочинении «Об основе, расчленении и последовательности всемирной истории». Из либеральных историков эпохи заслуживает быть отмеченным Гизо , который хотя специально и не занимался Ф. истории, но оказал большое влияние на понимание сущности исторического процесса. Историологическими вопросами, кроме того, занимались во Франции Кузен, Жуффруа, Кине и Мишле (последние двое познакомили французов с идеями Гердера и Вико). Из числа утопических социалистов этой эпохи и у Сен-Симона , и у Фурье были свои Ф. истории - у последнего, впрочем, чисто фантастическая, сливавшаяся с его причудливой космогонией . Общая их черта - представление всемирно-исторического процесса как постепенно осуществляющего будущее гармоническое состояние человечества. В этом отношении сенсимонизм и фурьеризм лишь продолжали прогрессивную традицию философии истории XVIII в. В частности Сен-Симон создал целую историко-философскую формулу постепенного превращения военного общества в промышленное и последовательности состояний рабства, крепостничества и наемного труда, за которым должна последовать стадия труда общественного (см.), Сен-Симону принадлежала также первая мысль о социологии (там же). В эпоху Реставрации борьба между реакционной аристократией и либеральной буржуазией выдвинула во французской историографии идею борьбы классов, которой воспользовались в следующем периоде (после 1830 г.) и для освещения истории взаимных отношений буржуазии и пролетариата (Луи Блан). Наконец, к утопическому социализму примыкают во Франции еще два писателя, прямо поставившие себе историко-философские задачи. В 1833 г. Бюше , соединивший в своем миросозерцании преданность католицизму и увлечение якобинизмом (см. Французская революция), издал «Введение в науку истории, или науку развития человечества»; родственный ему по духу Леру написал историко-философский труд «О человечестве» (1840). В обоих этих сочинениях историко-философская мысль погружена в глубочайший мистицизм . Если принять во внимание, что в первой половине XIX в. в двух главных странах, где развивалась Ф. истории, господствовали в этой области метафизика и утопизм, то можно сказать, что, за немногими исключениями, тогдашняя Ф. истории стояла на неверном пути. Вот почему со стороны настоящих историков по адресу Ф. истории высказывалось все больше недоверия и даже презрения. На новые пути выведена была Ф. истории только в середине XIX в. благодаря целому ряду писателей, которые поставили себе задачей освободить историю от теологических и метафизических влияний и создать положительную науку об обществе. Во главе этого движения стоял Огюст Конт, основатель социологии, автор одной из наиболее замечательных попыток Ф. истории. Его социальная динамика - не общая теория общественной эволюции , как он сам предполагал, а философский обзор истории человечества. Главный недостаток этого обзора - в том, что и он, подобно Ф. истории Гегеля, подогнан к априорной (по отношению к действительному ходу истории) формуле; тем не менее, заслугой Конта является постановка задачи научного построения Ф. истории. В том же направлении действовал и Бокль , который также формулировал необходимость поднятия истории на степень науки. Вообще во второй половине XIX в. философия истории развивается уже под сильным влиянием позитивизма , понимая это слово в широком смысле Ф., принципиально отказывающейся от метафизики и стремящейся опереться на данные и методы положительной науки. Бокль проложил в Ф. истории широкую дорогу натурализму , выдвинув на первый план влияние, оказываемое природой. Одно время (в 60-х и 70-х годах XIX в.) сильное влияние оказывал на Ф. истории социологический дарвинизм , пытавшийся объяснить историю факторами биологической эволюции. Несмотря, однако, на увлечение результатами и методами естествознания, общий характер позитивистической философии истории определяется ее основным тезисом о первенствующей роли умственного развития в исторической эволюции. Это - точка зрения Ф. истории XVIII в., возродившаяся с особой силой в эпоху новой эмансипации ума от мистики и метафизики. Основным законом исторической эволюции Конт считает закон трех фазисов миросозерцания; по Боклю, прогресс зависит от разработки положительных знаний и от их распространения в обществе. Тот же, в сущности, интеллектуалистический характер имеет и Ф. истории в гегельянской школе. В середине XIX в. Марксом и Энгельсом был сформулирован другой взгляд на историю, сущность которого коротко можно выразить словами: «объяснения эпохи нужно искать не в ее Ф. (или не в головах людей), а в ее экономике (или в состоянии производительных сил общества)». Это так наз. экономический материализм (см.), который приобрел много последователей и оказал влияние на Ф. истории только в самом конце XIX в. Это направление возникло из сочетания гегельянства с учением французских историков о борьбе классов. Позитивизм , натурализм , экономический материализм наложили печать на всю историко-философскую литературу второй половины XIX в.; но и в эту эпоху появлялось в свет немало сочинений по Ф. истории, в которых мы имеем дело, в сущности, с пережитками прежних точек зрения. Самым видным представителем историко-философского провиденциализма был Фр. Лоран, автор «Etudes sur l’histoire de l’humanité», последний том которых посвящен Ф. истории: это, с одной стороны, подведение итогов всего труда, с другой - критика разных историко-философских теорий. Другие сочинения продолжают традиции метафизических систем; наиболее значительные из них названы ниже в общем указателе литературы. При большом разнообразии философских направлений, с точки зрения которых писались сочинения по Ф. истории, и при крайней неоднородности их содержания какая-либо точная их классификация в высшей степени затруднительна. Значительное их число имеет чисто религиозный и даже прямо вероисповедный характер. Резко-католическим направлением отличаются, напр., сочинения Фортмана, Гиро , Ружемона, Саркюса; другие могут быть названы чисто протестантскими (напр. Эйт), деистическими (Бунзен , Лоран и др.), мистическими (Молитор, а также Бюше и Леру - в духе гуманитарного социализма, Вронский - в духе польского мессианизма): иных несомненно религиозных писателей в этой области трудно причислить к какому-либо определенному направлению. Гораздо большее количество сочинений по Ф. истории написано с метафизической точки зрения, нередко в духе той или другой школы. Под влиянием Гегеля находились Бидерман, Цешковский , Розенкранц, Штутуман, Вера и многие другие, к числу которых нужно отнести и экономических материалистов, которые, усвоив метод Гегеля, отвергли, однако, его идеалистическую точку зрения. К видным последователям школы Краузе следует отнести Альтмейера; под влиянием Фихте писал, между прочим, Песталоцци , под влиянием Шопенгауэра - Банзен . Более или менее метафизический характер имеют сочинения Эренфейхтера, Феррари , Функа, Гёрреса, Кирхнера, Лотце , Меринга, Ренувье , Рохолля, Шильденера и др., которые не отражают на себе сколько-нибудь резким образом известных философских школ и в частности стоят ближе или к религиозно-идеалистическому, или к научно-реалистическому пониманию. Кроме того, в области Ф. истории работали многие историки - Бокль, Гизо, Мишле, Кине и др. Обозревая всю литературу по Ф. истории, мы находим в ней за прежнее время сравнительно мало сочинений в научном духе; только в последние десятилетия стало увеличиваться число историологических работ и философских обзоров всемирной истории, задуманных или даже исполненных в духе положительной социологии. Кроме Конта и Бокля, здесь следует назвать Барта, Бурдо, Лакомба, Лоренца, Л. Мечникова, Зиммеля, Варда и т. д., а также еще раз упомянуть главных представителей экономического материализма. С другой стороны, очень часто научным намерениям авторов совершенно не соответствуют ни постановка историологических вопросов, ни методы их решения, ни, наконец, получаемые выводы; наиболее характерными примерами этого могут служить сочинения Банлё, Дергенса, Германа.

Русская историко-философская литература сравнительно небогата. Она зародилась в известном споре западников и славянофилов (см.); в славянофильстве развилась своеобразная Ф. истории, в области которой главными трудами являются сочинения Хомякова, Киреевского, Н. Я. Данилевского, Бестужева-Рюмина и Страхова. В них господствует вероисповедная и националистическая точка зрения. Ее разделял первоначально и Вл. Соловьев, который в последних трудах от нее освободился, но остался верен религиозно-метафизическому взгляду на исторический процесс. Гегельянство нашло в России видного представителя в лице Б. Н. Чичерина, многие сочинения которого имеют отношение к Ф. истории. Особенно посчастливилось в русской литературе за последние десятилетия социологической точке зрения, положенной в основу целого ряда историологических сочинений, перечисленных в другом месте (см. соотв. ст.). О влиянии историко-философских теорий на разработку русской истории также см. соотв. ст.

Главные историологические вопросы

В настоящее время уже никто не станет защищать философского конструирования истории а рriоri . Во всеобщее сознание вошла та мысль, что Ф. история может быть лишь обобщением положительных данных исторической науки, устраняющим из этой области идею о предначертанном всемирной истории плане. Новейшее воззрение утверждает, что историческое движение обусловлено массой разных физических, культурных и социальных условий, движение которых подчинено известной закономерности. В настоящее время и в применении этой идеи сделан большой прогресс. Еще Конт считал возможным рассматривать всемирную историю как внутренне единый процесс, управляемый одним основным законом, что было своего рода отголоском прежней мысли о некоторой разумной планомерности всемирной истории (Гегель). Отдельные народы не суть части некоторого высшего целого, которое только постепенно формируется, а самостоятельные целые; в жизни каждого из них в отдельности действуют одни и те же законы культурного и социального развития. Однако и тут не следует понимать закономерность в духе теории Вико о существовании некоторого общего плана, выполняемого поодиночке всеми историческими народами. Условия географической среды, физические и психические свойства племени, внешние судьбы народа, иноземные влияния, неодинаково слагающиеся внутренние отношения, различные моменты выступления народов на сцену всемирной истории - все это приводит к тому, что история одного народа не может походить на историю других. Поэтому в современном понимании историческая закономерность сводится или к существованию неизменных причинных связей (сходные причины порождают сходные следствия), или к существованию общих тенденций в развитии отдельных сторон быта (одни и те же культурные и социальные формы развиваются приблизительно одинаковым образом). Все это требует постоянного разложения исторических фактов на простейшие их элементы, во взаимных отношениях которых только и может быть прослежена известная закономерность, не поддающаяся формулировке, когда мы имеем дело с крайне сложными и удивительно разнообразными их комбинациями в действительной исторической жизни. Старая Ф. истории оперировала такими сложными явлениями, как Китай , Индия , классический мир, христианство и т. п., принимая их за элементы, соединяемые в одном цельном изображении хода всемирной истории; современная Ф. истории, не отказываясь совсем от мысли о таком синтезе, не только предпосылает ему, но и выдвигает на первый план анализ, который и старается довести до разложения даже отдельных частных фактов на их простейшие элементы. Противоположность между прежней Ф. истории с ее метафизическими предпосылками и чисто конструктивными задачами и современной Ф. истории с ее верностью научной почве и анализирующим методом так велика, что некоторые ученые в настоящее время отрицают право Ф. истории на существование, отдельное от истории или от социологии (П. Н. Милюков). Во всяком случае, никто теперь не отрицает возможности теоретического отношения к истории, которого не признавали Шеллинг и Шопенгауэр; весь вопрос заключается только в том, где искать реалистического объяснения истории. Ранее всего историологический реализм был понят в смысле необходимости натуралистического понимания истории, объяснения ее из природных данных. По стопам Монтескье и Гердера, впервые в XVIII в. выдвинувших влияние естественных условий на историю, пошли в XIX в. многие писатели, из которых самое видное место принадлежит Боклю. Это - до сих пор не исчерпанная вполне тема для историологических соображений; в этой области открываются все новые и новые перспективы. Отметим, напр., недавний труд Л. Мечникова «Цивилизация и великие исторические реки», в котором исследуется вопрос о влиянии на историю больших рек, морей и океанов. Одностороннее увлечение «теорией климата», как часто обозначали объяснение истории из естественных условий, вызвало противоположную «теорию расы», по которой все задатки будущей истории каждого народа целиком заключены в его племенных (физических и психических) особенностях. Однако в настоящее время антропологические, этнографические, лингвистические и исторические исследования обнаруживают, что само понятие расы страдает неопределенностью, что народов чистой расы, не смешанной с другими, не существует, что язык не может свидетельствовать о происхождении народа, что одни и те же психические особенности отдельных индивидуумов встречаются у самых непохожих друг на друга народов - и наоборот, в одном и том же народе существует большое разнообразие психических типов и характеров, и что, наконец, многое, принимаемое за прирожденное человеку, оказывается привитым к нему окружающей его культурной средой (самые резкие примеры применения теории расы - сравнительные характеристики арийцев и семитов, сделанные Ренаном, Хвольсоном и др.). Не отрицая важности географических и антропологических условий исторического развития, дополняя одни объяснения другими, требуя и здесь точного анализа и фактической обоснованности, современная историология главное внимание обращает не на условия, в которых совершается историческое развитие, а на силы, которые им двигают. Более ранний взгляд, по которому эти силы заключаются в идеях, нельзя считать и в настоящее время оставленным; устранено только представление о каких-то идеях, находящихся вне человеческого сознания и тем не менее двигающих историю вперед, или об идеях, изначала вложенных в «народный дух» и из него черпающих свое развивающееся содержание. Новейшее понимание идей как движущих сил чуждо всяких метафизических и мистических предпосылок, а потому и не заключает в себе ничего ненаучного. Тем не менее, его нельзя не признать далеко не полным объяснением истории. Во-первых, это слишком односторонне-интеллектуалистическое объяснение истории, мало принимающее в расчет другие сферы психической жизни; исторический идеологизм необходимо требует дополнения в других проявлениях человеческой психики . Во-вторых, одна психика , как бы полно и широко мы ее ни понимали, не в состоянии объяснить историю при устранении из научного кругозора условий внешней среды, в какую поставлена жизнь отдельных личностей, образующих общество. Эта среда - не только окружающая природа (и притом природа, сильно видоизмененная деятельностью человека), но и вся культурно-социальная обстановка, формирующая психическую личность человека, дающая ее деятельности определенные формы, ставящая ей известные условия и границы. Понятие среды (см.) - одно из важнейших приобретений новейший историологии; но и оно получает далеко неодинаковое толкование у писателей разных направлений. Во-первых, есть разные оттенки в понимании того, что составляет само содержание и основную сущность среды. Для одних это прежде всего духовная культура, являющаяся результатом чисто психического взаимодействия отдельных личностей, поддерживаемая подражанием, воспитанием, традицией, тогда как для других - именно для представителей экономического материализма - социальная среда есть главнейшим образом совокупность реальных отношений, обусловливаемых материальными потребностями людей. Более широкое понимание среды заключается в синтезе обоих взглядов, принимающем в расчет нераздельное существование в индивидууме телесных потребностей и умственных, нравственных, эстетических, вообще духовных запросов. Во-вторых, различным образом понимается и отношение, существующее между средой и личностью. Многие готовы видеть в индивидууме лишь пассивный продукт среды, всецело объясняемый ее влияниями. Это представление опирается на учение о великой силе, которую имеет в жизни подражательность (теории Н. К. Михайловского, Тарда и др.), но само по себе оно еще не приводит непременно к признанию неограниченной силы среды над личностью, так как биологически, то есть по своим физическим и психическим свойствам, отдельные индивидуумы отличаются разными степенями восприимчивости к внешним влияниям и податливости воздействиям среды, а многие притом проявляют особую оригинальность и самостоятельность. Культура не только нивелирует личности, но и содействует развитию в них присущих каждой особенностей. Человек приспособляется к среде, но и ее старается к себе приспособить. В-третьих, в связи с этим находится и спор относительно того, как совершаются изменения культурных и социальных форм, образующих собой среду. В XVIII в. господствовало убеждение, что язык, религия , законы, государство и т. п. - искусственные продукты сознательного творчества людей, и сами изменения во всех этих проявлениях социальной жизни понимались как преднамеренное реформирование данных отношений по идеальным представлениям. Такой взгляд был впоследствии назван механическим в отличие от органического, сменившего его в начале XIX в. В этом последнем понимании язык, право, государство и т. д. суть продукты естественного развития общества, в которых нет ничего надуманного и предвзятого (см. Историческая школа права). Эта идея позже была обобщена, и получилось целое учение о саморазвитии культурно-социальных форм, или о так называемой спонтанейной эволюции (см.), название которой мы находим уже у Конта, но главным защитником которой является Спенсер . В последнее время ту же идею о чисто стихийном ходе истории особенно охотно развивали представители экономического материализма. Между тем все культурные и социальные формы существуют только в человеческих деятельностях, как обычные в данном обществе способы и приемы последних, или через человеческие деятельности, как их продукты и результаты - а раз без деятельности личностей ничто в общественной жизни не осуществляется, то и развитие культурных и социальных форм совершается не само собой, а путем воздействия на них со стороны членов общества. Конечно, человеческая деятельность может иметь разные степени преднамеренности, сознательности, целесообразности, настойчивости, умелости и успешности; но из того, что люди очень часто обнаруживают полную пассивность и бессознательно плывут по течению, еще вовсе не следует, будто это и есть вся основа исторического процесса. Одним из первых выяснил вопрос об активности личностей в историческом процессе П. Л. Лавров (см. Н. Кареев, «Теория личности Лаврова», в XII т. «Историч. обозрения»); позднее эта точка зрения, устраняющая идею спонтанной эволюции, развивалась и другими писателями, напр. Лестером Вардом, который явился специальным критиком. Спенсера. В связи с этим находится вопрос о роли великих людей в истории и о действии в них народных масс. В самые ранние времена историография представляла себе историю как последовательный ряд событий, главными деятелями которых являются отдельные личности, так наз. «герои», «великие люди» и т. п. И в специальной историко-философской литературе мы часто встречаемся с представлением о великих людях как о настоящих деятелях истории и с разными мистическими и метафизическими толкованиями их роли. Нигде этот взгляд не был высказан так резко и с такими преувеличениями, как в известном «Культе героев» Карлейля. Позднее историология ударилась в другую крайность (напр. историко-философские рассуждения Л. Н. Толстого в «Войне и мире»): великие люди - нули, ярлыки событий, наименее в них участвующие. Оба взгляда грешат искусственным противоположением отдельной личности и общества как величин однородных, словно притом великие люди стоят совершенно вне общества, а последнее не есть совокупность множества таких же индивидуумов, как и великий человек. В последнем анализе и деятельность массы разлагается на деятельности отдельных личностей, среди которых, а не где-то вне их совокупности, находятся и те деятели, которых принято называть великими людьми. Сущность дела заключается в том, что участие отдельных личностей в историческом процессе различно и в количественном, и в качественном отношениях, и между великими людьми и самыми последними из обыкновенных смертных существует целая градация ступеней. Вопрос о роли личности в истории в последние годы обратил на себя особенное внимание в русской и немецкой литературе. У нас отрицателями роли личности в пользу чисто стихийного хода истории выступили экономические материалисты. В Германии весьма острую полемику вызвал Лампрехт , провозгласивший в своих «Alte und neue Richtungen in der Geschichtwissenschaft» (1896), что старое, «индивидуалистическое» направление истории должно вполне быть заменено новым, «коллективистическим». В споре, вызванном этим заявлением, участвовали очень многие историки (Брейзиг, Гинтце, Мейнеке, Пиренн, Рахфалль и др.; см. русскую брошюру Малинина). Вопрос о роли личности в истории получает разную постановку и имеет разный смысл в областях прагматической (см.) и культурной (см.) истории. Первая имеет дело с событиями, которые должны быть связаны между собой причинной связью. На этой почве по отношению к личности является вопрос, чем вызываются ее поступки, из которых, как элементов, складываются события. Это - та же проблема, которая в Ф. порождает спор о свободе воли (см.). Научная историология решает ее в смысле строгой обусловленности в прошлом всех единичных актов, из которых складываются прагматические факты истории, хотя вместе с тем и вооружается против фаталистических (см.) выводов из детерминистических посылок. В культурной истории вопрос о роли личности сводится к вопросу о внесении ею в исторический процесс большей сознательности и умелости в достижении целей и вообще о большем или меньшем влиянии деятельности на быт. При несомненной обусловленности событий, совершающихся в обществе, бытом этого самого общества, то есть при зависимости отдельных человеческих поступков от данных культурных и социальных форм, с одной стороны, и при влиянии, какое события оказывают на быт, то есть при общей зависимости культурных и социальных форм от отдельных поступков - с другой, мы должны рассматривать исторический процесс как единый процесс культурно-прагматический, отдельные моменты которого столь разнохарактерны, что могут быть объясняемы и с «индивидуалистической», и с «коллективистической» точки зрения, и по принципу причинности, и по принципу эволюции; отдельные теории только выдвигают на первый план разные стороны процесса. Само деление исторических фактов на прагматические и культурные (по категориям событий и быта) получило философское обоснование и истолкование лишь в последние десятилетия. Новейшая историология сосредоточивает свое внимание на быте предпочтительно перед событиями. Сообразно с постановкой историологических вопросов все более и более чувствуется в современной историко-философской литературе потребность в критическом анализе, в философском обосновании общих понятий, которыми оперирует Ф. истории, унаследовав их от времен господства метафизических систем. Этим область законов исторического знания расширяется в сторону сферы гносеологических и логических проблем.

Литература

Общие обзоры истории философии истории

Более или менее общие обзоры истории Ф. истории (или отдельных ее направлений) представляют собой следующие сочинения:

Flint, «The ph. of hist. in Europe» (есть фр. перевод, 1878 г.);
Fantana, «La filos. della storia nei pensatori italiani» (1873);
F. K., «Nasza historyozofja» («Ateneum», 1876);
Marselli, «Scienza della storia» (1873);
К. Мауr, «Die phil. Geschichtsauffassung der Neuzeit» (1877);
Rosenkranz, «Das Verdienst der Deutschen um die Ph. d. G.» (1835);
Рапопорт , «Ф. истории в ее главнейших течениях» (1899);
Benloeu, «Les lois de Phistoire» (1881);
Bernheim, «Geschichtsforschung und Geschichtphilosophie» (1872);
Biedermann, «Ph. der Gesch.» (1884);
Bossuet, «Discours sur Phist. universelle»;
Buchez, «Introduction à la science de l’histoire ou science des développements de l’humanité» (1833);
Buckle, «Hist. of civilisation in England»;
Bunsen, «Gott in der Geschichte» (1857);
Cieszkowski, «Prolegomena zur Historiosophie» (1838);
A. Comte, «Cours de Phil. positive» (томы V и VI), и его же, «Système de politique positive» (т. III);
Condorcet, «Esquisse d’un tableau historique des progrès de l’esprit humain» (1794);
V. Cousin, «De la phil. de l’hist.»;
Doergens, «Ueber das Bewegungsgesetz der Geschichte» (1878);
Ehrenfeuchter, «Entwickelungsgesch. der Menschheit, besonders in ethischer Beziehung» (1845);
Eyth, «Ueberblick der Gesch. vom Christi. Standpunkt» (1853);
Ferrari, «Essai sur le principe et les limites de la phil. de Phist.» (1843);
Fichte, «Grundzüge des gegenwärt. Zeitalters»,
Fontana, «Idea per una fil. della st.» (1876);
Fortmann, «Ueb. das wesen und die Bedeut, der hist. Entwick.» (1840);
Th. Funck, «Phil. et lois de Phist.» (1859);
Görres, «Ueb. Grundlage, Gliederung und Zeitfolge der Gesch.» (1830; 2 изд., 1880);
Guirand, "Ph. catholique de l"hist." (1841);
Gruizot, «Hist. de la civil. en Europe»;
Hegel, «Ph. der Gesch.»;
Herder, «Ideen zur Ph. der Gesch. der Menschheit» (1785);
Hermann, «Prolegomena zur Ph. der Gesch.» (1849); его же, «Zw ölf Vorlesungen ü b. Ph. der G.» (1850); его же, «Ph. der Gr.»;
Iselin, «Phil. Muthmassungen üb. die G. der Menschheit» (1764, 2-е изд., 1786);
Kant, «Idee zu einer allgem. Geschichte» (1784);
Krause, «Die reine d. i. allgem. Lehenlehre und Ph. der Gesch.» (1843); его же, «Vorles. üb. angewandte Ph. d. Gesch.» (1885);
Lasaulx, «Neuer Versuch einer alten auf die Wahrheit der Thatsachen gegründ.Ph. de G.» (1856),
Laurent, «Ph. de l’hist.» (1870);
P. Leroux, "L"humanité, son principe et son avenir" ;
Lessing, «Die Erziehung des Menschengeschlechts»;
Lotze, «Mikrokosmos» (1864);
Mehring, «Die philosophisch-kritisch. Grundsätze der Selbst-Vollendung oder die Geschichts-Phil.» (1877);
Jules Michelet, "Principes de la phil. de. l"histoire" ;
Molitor, «Ph. der Gresch. mit vorzüglicher Rücksicht auf die Kabbalah» (1857);
Pestalozzi, «Meine N’achforsch. über den Gang der Natur in der Entwickelung des Menschengeschlechts» (1787);
Pöhtz, «Grundlinien zur pragm. Weltgesch., als ein Versuch sie auf ein Princip zurückzuführen» (1795);
Quinet, «Introd. à la ph. de l’hist. de l’humanité» (1825);
Eenouvier, "Introd. à la ph. analytique de l"hist." (1864):
Rocholl, «Ph. der G.» (1878); Rottels, «Gottes Erziehung des mensch. Gescht. oder auch eine d. G.» (1859);
Sarcus, "Et. sur la Ph. de l"hist." (1859);
Schelling, «Ist eine Ph. d. G. möglich»;
Schildener, «Der Process der Weltgesch als Grundlage der Metaphysik» (1854);
Fr. Schlegel, «Ph. d. Gr.» (1829);
Stutzmann, «Ph. d. G. der Menschheit» (1808);
Turgot, "Sur les progrès successifs de l"é sprit humain" ; его же, "Plan de deux discours sur l"hist. univ." ;
Vera, «Introduzione alla fil. della storia» (1869);
Vico, «Scienza nuova dell" origine delle nazioni» (1726);
Weguelin, «Sur la Ph. de l’hist.» («Νο uv. mem. de l’Acadé mie de Berlin» за 1770-76 гг.);
Wronski, «Phil. absolue de l’hist.» (1852).

Русские соч. историко-философ. содержания указаны в соотв. ст. Новейшие (после 1880 г.) историологические работы:

Barth, «Dje Ph. der Gesch., als Sociologie» (1897; есть рус. пер.);
L. Bourdeau, "L" histoire et les historiens. Essai critique sur l"histoire considérée comme science positive" (1888);
K. Breysig, «Aufgabe und Masstä he einer allgem. Geschichtsschreibung» (1900);
H. Кареев, «Основные вопросы философии истории» (1883); его же, 1) «Теоретические вопросы исторической науки», 2) «Задачи социологии и теории истории», 3) «Философия, история и теория прогресса» (в «Историко-философских и социол. этюдах»);
Lacombe, "De l"histoire consid éré e comme science" (1894; рус. пер. - «Социологические основы истории», 1895);
О. Lorenz, «Die Geschichtswissenschaft in Hauptrichtungen und Aufgaben» (1886); его же, «Die material. Geschichtsauffassung» (1897);
Милюков, «Очерки по истории русской культуры» (т. 1, введение);
П. Лавров (под псевд. Арнольди), «Задачи понимания истории»;
Ratzenhofer, «Die sociologische Erkenntniss»;
Simmel, «Die Probleme der Geschichtsphilosophie; eine Erkenntnisstheoretische Studie» (1892);
P. Виппер, «Несколько замечаний о теории исторического познания» («Вопр. филос. и психол.», 1900);
Xenopol, «Les principes fondamentaux de l’histoire» (1899)

и др. Сочинения в духе эконом. матер. и критические работы о нем будут указаны в статье об Экономич. мат.

О естественно-исторических условиях истории см.

Du-Bois-Reymond, «Culturgeschichte und Nat urwissenschaft»; Rickert, «Culturwiss. und Naturwiss.»;
Bertillon, «De l’influence du milieu» ;
Durand, «De l’influence des milieux sur les caractè res des races de l’homme» ;
Бер, «О влиянии внешней природы на социальные отношения отдельных народов и на историю человечества»;
Peschel, «Einfluss der Ländergestaltung auf die menschliche Gesittung»;
L. Metchnikoff, "La civilisation et les grands fleuves historiques" (1889).

По вопросу о роли личности в ucmopuu:

H. Barr, «Essais sur la science histoire. La méth. statistique et la question des grands hommes» «Νοuv. R.», 1890); Bourdeau (назв. выше);
Bombard, "La marche de l"humanité et les grands hommes d"après la doctrine positive" (1900);
Carlyle, «On heroes, hero-worship and the heroic in history» (есть русск. пер.);
Joly, «La psychologie des grands hommes» ;
H. Кареев, «Сущность истор. процесса и роль личности в истории» (1890); его же, «Историческая философия в Войне и мире с точки зрения развития культуры» (1902);
L. Ward, «Dynamic Sociology» (1883).

Новейший спор о старом и новом направлениях в ucmopuu:

К. Lamprecht, «Alte und neue Richtungen der Geschichtswissenschaft» (1896)
и целый ряд статей в «Zukunft» за 1896-97 гг., «Hist. Zeitschr.», «Deutsch. Zeitscbr. f. Geschichtswiss.» и «Jahr buch für Nationaloek.»;
O. Hintze, «Ueber individual. und kollekt. Geschichtsauffassung» («Hist. Zeitsch.», 1896; там же статья Meinecke);
F. Rachfall, «Ueber die Theorie einer kollektivistischen Geschichtswiss.» («Jahrbuch f. Nationaloek.», 1897);
Breisig, «Ueber Entwickelungsgeschichte» («Deutsch. Zeitschr. f. Geschichtswiss.», 1896);
H. Pirenne, «Une polé mique histor. en Allemagne» («Rev. hist.», 1897);
A. Малинин, «Старое и новое направление в истор. науке» (1900).

Н. Кареев.

В статье воспроизведен материал из

Введение.

1. История и философия истории.

2. Основные характеристики исторического процесса.

3. Человек как субстанция исторического процесса.

Заключение.

ВВЕДЕНИЕ

1. ИСТОРИЯ И ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ

М.А. Бердяев.

Философия истории не есть ни историческая наука отдельных государств и народов, ни универсальная или всемирная история. Она «не поздний плод науки, постепенно обнаруживаемая проблема, которая с самого начала лежала во всяком случае в представлении о науке. Она возникла именно тогда, когда в ней нуждались, когда ее потребовала необходимость, возникшая в мировоззрении. Она относится скорее к области мировоззрения, чем исторического исследования, и оба они сблизились лишь в тот момент, когда размышление о существенных целях духа потребовала знания истории, а история – включения в философское мышление» - Э. Трельч. Последняя тоже изучает все человечество, но изучает не философски, т.е. не дает философского обобщения всего исторического процесса, а исторически, т.е. каждый социальный организм рассматривается во всем своем богатстве и конкретном проявлении. . В курсе всемирной истории, например, изучаются все страны мира, но изучаются конкретно, в хронологическом порядке и изолированно. Так, в истории Древнего мира рассматриваются наряду с первобытными племенами сложившиеся уже государственные образования (Китай, Индия, Персия, Греция, Рим и т.д.), которые, хотя и имели некоторые общие черты, тем не менее представляли самостоятельные социальные организмы. Историк главное внимание обращает не на их универсальные черты, а на специфические характеристики. Философ же истории ищет в первую очередь именно то, что объединяет все социальные организмы, то, что им присуще как человеческим сообществам.

Историческая наука – это теория среднего уровня, то есть теория средней абстракции, и поэтому не может заниматься теоретической разработкой таких высоких абстрактных понятий, как закон и категория.

В связи с анализом соотношения философии истории и исторической науки нельзя не остановиться на одном важном вопросе – о ценностной ориентации исторической науки. Все общественные дисциплины так или иначе имеют мировоззренческий характер. Но в силу специфики самой исторической науки на ее выводах и обобщениях очень сказываются мировоззренческие позиции исследователя. Один и тот же факт можно изложить по-разному в зависимости от политической ориентации. Из-за этого исторические выводы часто теряют свою научность, поскольку научные результаты должны носить объективный и непротиворечивый характер.

1) первоначальная история;

2) рефлективная история;

3) философская история;

ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ – 1) процесс развития философии с ее зарождения в древних Китае, Индии, Греции и до сегодняшнего дня; 2) возникшая еще в древности часть философского знания, со временем превратившаяся в особую философскую дисциплину, предметом которой является реконструкция, описание, теоретическое осмысление как данного процесса в целом, так и отдельных его этапов и формообразований.

ИСТОРИЯ ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ. Некоторые авторы считают, что история философии как особый раздел зародилась вместе с самой философией и воплотилась уже в первых размышлениях древних мыслителей о своих предшественниках. Однако до Платона и Аристотеля «историко-философские» экскурсы не были ни обширными, ни сколько-нибудь упорядоченными. Появившиеся в диалогах Платона размышления о философах прошлого тоже играли еще вспомогательную роль. Да и у Аристотеля, которого считают одним из первых историков философии, экскурсы в историю мысли (в кн. I, 3–10 главах и в кн. III, 4–5 главах «Метафизики»), при всей их беспрецедентной для древности систематизированности, вряд ли были самостоятельной историей философии. Ее начало условно можно отнести ко времени появления специальных историко-философских сочинений, первым из которых считается работа Диогена Лаэртия (1-я пол. 3 в.) «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов» в 10 книгах, содержащая множество полезных эмпирических данных об античной философии, но лишенная теоретических, концептуальных рефлексий; это характерно и для других доксографов древней философии – Секста Эмпирика , Цицерона , Тертуллиана , Стобея и др.

В средневековой философии также еще не сложилась история философии как самостоятельная дисциплина. Интерес к историческому мыслительному материалу был обусловлен почтением средневековых авторов к «авторитетам», т.е. наиболее крупным мыслителям-теологам, в т.ч. и к философам. Проблеме аутентичности текстов уделялось мало внимания (так, долгое время оперировали сводом сочинений, приписываемых Аристотелю, не вникая в вопрос об их подлинности); сохранялась значительная свобода в интерпретации и критике текстов предшественников, определяемая содержательно-проблемной стороной дела; при обращении к историческому материалу средневековые мыслители – за исключением, возможно, Фомы Аквинского – не проявляли склонности к его систематизации; собственно история философии почти не отделялась от истории теологии. В «эпоху переводов» (12–13 вв.) вводятся в оборот многие тексты античной и ранней средневековой мысли (знакомство с историко-философскими разделами сочинений Аристотеля ощущается в исторических экскурсах многих средневековых авторов).

Расцвет историко-философского знания приходится на Новое время. При этом в отношении к истории философии в 17 в. можно различить три основных подхода: 1) для Декарта не имеет самостоятельного значения; ссылки на сочинения других авторов немногочисленны; позиции предшественников излагаются в предельно обобщенном виде. Таково же положение истории философии в основных сочинениях Канта; 2) главное сочинение Лейбница «Новые опыты...» строится как своего рода антитеза к тезисам «Опыта о человеческом разумении» Локка; 3) собственно историко-философские сочинения становятся все более основательными, и количество их постоянно растет; наиболее заметные среди них в 17 в.: Г.Фосс, «О философии и школах философов» (1658); Т.Стэнли, «История философии» в 3 т. (1655–61); Г.Хорн, «История философии» (1655). Эти произведения имеют ярко выраженный теологический характер: развитие философских учений до возникновения христианства как бы подчинено движению к христианству, а после его возникновения – служению христианскому вероучению. И хотя такова же основная идея ряда историко-философских сочинений 18 в., в них присутствуют и новые моменты, акцентирующие «светские» культурно-мировоззренческие идеи и учения; история философии начинает увязываться с историей человеческого сознания и познания. Наиболее известные работы 18 в.: Я.Бруккер «Критическая история философии от сотворения мира до наших дней» в 5 т. (1742–44); Деланд, «Критическая история философии» в 3 т. (1737); И.А.Эберхард, «Всеобщая история философии для использования в академических лекциях» (1788). Оформившиеся на рубеже 18 и 19 вв. и развившиеся в начале XIX в. историко-философские учения воплотились в следующих работах: Буле, «Учебник по истории философии и ее критической литературе» в 8 т. (1796– 1804); Д.Тидеманн, «Дух спекулятивной философии» (1791), В.Теннеман, «История философии» в 11 т. (1798–1819); Ф.Aст, «Очерк истории философии» (1807); Т.Рикснер, «Руководство по истории философии» в Зт. (1822– 1823); X.Риттер, «История ионийской философии» (1821); Ф.В.Шеллинг, лекции «Кистории новой философии» (1827). В эти историко-философские сочинения, написанные современниками Гегеля, начинает вторгаться дух историзма, проникает идея развития; оформляется требование тщательно исследовать источники и прослеживать зависимость каждого философского учения от предшествующих и современных ему идей. Теннеман и Тидеманн (на которых ссылается Гегель) подчеркивали роль логических принципов для оценки истории философии Aст и Рикснер считали, что в каждой философской системе имеется зерно вечной истины.

Самым значительным явлением в ряду этих поисков стала история философии Гегеля , наиболее глубоко разрабатанная им в Берлинский период. История философии органично включена в процесс развития абсолютного духа и его проявления в истории в качестве «мирового духа». Историко-философский процесс предстает у Гегеля как порождение определенного духа времени (Zeitgeist), как выражение духа своей эпохи, «духа народа» (Volksgeist), как завершение определенной эпохи (образ совы Минервы, вылетающей в сумерки); как интегральная часть культуры наряду с искусством и религией. В силу единства логического и исторического порядок следования систем философии в ее истории у Гегеля тот же, что и логическое следование понятийных определений идеи; более поздние учения, особенно широко дифференцированные и систематизированные, предстают как диалектическое «снятие» предыдущих. История философии у Гегеля – это и восхождение по ступеням научности, и подобно тому, как «спекулятивная логика в диалектическом смысле указывает на идеальные конституенты этой науки вплоть до самопознания идеи, так и история философии обнаруживает – и тоже диалектически – становление этой науки во времени» (Düsing К. Hegel und die Geschichte der Philosophie. Darmstadt, 1983, S. 28). История философии Гегеля оказала глубокое стимулирующее воздействие на все последующее развитие философской мысли.

Философы гегелевской школы создали ряд ценных историко-философских трудов: Э.Целлер написал «Философию греков» (1844–52); К.Прантль – «Историю логики» (т. 1–2, 1858–70); К.Фишер создал фундаментальный труд «История новой философии» (т. 1–8, 1854–77); Л.Фейербах, придерживавшийся гегельянских взглядов при написании «Истории новой философии от Бэкона до Спинозы», затем подверг критике всевластие панлогизма в гегелевской философии, в т.ч. и его истории философии.

Во 2-й пол. 19 и в 20 в. история философии становится все более конкретным и систематизированным знанием. Усиливается внимание к первоисточникам, создается специализированная текстология и герменевтика текстов античной и средневековой философии, издаются: собрание фрагментов досократиков Г.Дильса («Die Fragmente der Vorsokratiker», 1903; с 1934–37 редактируется и переиздается В.Кранцем); тексты стоиков (собрание фон Арнима в 3 т., 1903–05) и др. Значительные успехи делает история средневековой философии (работы Э.Жильсона). Усиливается интерес к истории восточной философии (индийской, китайской, арабской), которая с кон. 19 и нач. 20 столетия становится самостоятельной областью историко-философского исследования (работы П.Дойссена, С.Дасгупты, С.Радхакришнана, Ф.И.Щербатского, П.Хакера, К.Поттера, Макса Мюллера, Дж.Легга, Э.У.Грэма, Дж.Нидэма, Ю.К.Шуцкого).

Российская мысль начинает осмысливать собственную историю: в 1890 Я.Колубовский прилагает к переводу популярного западного пособия Ибервега-Гейнце «История новой философии в сжатом очерке» свой текст «Философия у поляков и русских». Е.Бобров в 1899–1902 публикует четыре выпуска работы «Философия в России. Материалы, исследования и заметки»; в 1907 Р.Иванов-Разумник опубликовал двухтомную «Историю русской общественной мысли». В 20 в. русские мыслители написали ряд ценных работ по истории отечественной философии (Г.Г.Шпет , В.В.Зеньковский , Н.О.Лосский и др.).

Активно разрабатывается история отдельных областей философского знания (Э.Кассирер, «Проблема познания в философии и науке нового времени», т. 1–2, 1906–07; упомянутая ранее работа К.Прантля по истории логики; Ф.Йодль, «История этики в новой философии» т. 1–2, 1882–89 и др.). Специальной областью истории философии становятся текстология (научная атрибуция текстов, выявление точной хронологии, оценка традиционных версий и комментариев), историко-философская герменевтика, проблематика перевода философских текстов с одного языка на другие.

Характерно, что многие ведущие представители важнейших философских направлений в 20 в. стали авторами специальных и, как правило, фундаментальных историко-философских сочинений (В. Виндельбанд, П.Наторп, Э.Кассирер, В.Дильтей, К.Ясперс, Б.Рассел, Э.Гуссерль, Ф.Коплстон и многие другие). В настоящее время история философии – одна из самых разветвленных областей философского знания.

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ. Исторически данные формы философии, воплощенные в уникально-личностной форме, не «снимаются» последующим процессом и вряд ли сводимы к кратким безличным формулам наподобие математических. История философии как особая дисциплина, имеющая своим предметом объективный исторический процесс развития философии, издавна задается вопросом: является ли данный процесс закономерным, и если является, то каковы эти закономерности? К их числу многие исследователи (вслед за Гегелем и Марксом) относят: 1) рождение и развитие философии в целостном контексте цивилизации и культуры; зависимость этого развития от характера той или иной эпохи и обратное воздействие философии на эпоху, ее ценности и культуру; 2) способность идей и ценностей философии перешагивать границы времени и социального пространства их рождения. Эти закономерности имеют вид своего рода неснимаемых живых антиномий, пронизывающих весь исторический процесс развития философии. Рождаясь в первоначальном единстве с протонаучным знанием, философия затем и обособляется от науки в относительно самостоятельную область знания, и находит пути к более прочному союзу с наукой. Начиная с Нового времени, философия весьма часто мыслит и конституирует себя в качестве науки, но в ее составе постоянно возникают и существуют формы знания, сознательно строящие себя в отличие от науки и даже в противоположность ей. Поэтому история философии как процесс отличается множеством форм: к ним относятся и научно-сігиентистские формы, и философии религиозного типа, и мистико-иррационалистические концепции.

ТИПОЛОГИЗАЦИЯ ФОРМ ФИЛОСОФИИ. Имеются частные и общие типологии истории философии, опирающиеся на те или иные критерии и принципы. Так, Гегель в «Науке логики» выделяет в философии Нового времени «три отношения мысли к объективности»: 1) «прежняя метафизика», которая рассматривала мысли как основные определения вещей; 2) разделение мысли и основных определений вещей (кульминация – кантовская критическая философия); 3) философия «непосредственного знания», вновь пытающаяся связать мысли и определения вещей. Ф.Тренделенбург предложил при систематизации истории философии учитывать решение проблемы отношения субъекта к объекту и соответственно выделять материализм и идеализм как основные разновидности философского знания. Эта схема была заимствована Энгельсом и впоследствии перекочевала в учебники по диалектическому материализму. В.Дильтей модифицировал схему Тренделенбурга, выделив три главные разновидности философских учений: натурализм (Демокрит, Гоббс, Гольбах, все сенсуалистические теории познания, релятивизм и скептицизм, материализм как метафизика), идеализм свободы (Анаксагор, Сократ, Платон, Аристотель, Цицерон, Кант, Якоби, Шиллер, Вольтер, Руссо, Бергсон, ряд христианских философов) и объективный идеализм (элеаты, Гераклит, Бруно, Спиноза, Шеллинг, Гегель, Шопенгауэр).

Своеобразную историко-философскую типологию предложил К.Ясперс в книге «Великие философы». С его точки зрения, историко-философские классификации надо строить не вокруг отдельных проблем и методов, а принимать в расчет тесно связанные с личностью, с самой жизнью особенности философствования. Ясперс прежде всего выделяет группу мыслителей, оказавших на человечество наиболее глубокое влияние, – Сократ, Будда, Конфуций, Иисус. Их мысль тесно связана с их жизненным деянием. Не важно, считает Ясперс, были ли они философами в собственном смысле слова, но без них философия непредставима. Вторая группа – именно «великие философы», разделяемые на четыре подгруппы: а) мыслители типа Платона, Августина, Канта, чье влияние – в силе их идей и произведений; б) метафизики – Парменид, Гераклит, Плотин, Спиноза; «конструктивные головы» – Гоббс, Лейбниц, Фихте; в) создатели философских систем – Аристотель, Фома Аквинский, Гегель; г) «отрицатели», «радикальные изобретатели» – Декарт, Юм, Паскаль, Кьеркегор, Ницше. К третьей группе мыслителей-философов Ясперс относит тех, чьи размышления обращены к жизни и поэзии: греческие трагики, Данте, Шекспир, Гете, Гёльдерлин, Достоевский и др.

Обобщенные типологии истории философии строятся также а) сообразно временному членению истории: античная, средневековая философия, философия Нового времени и современности; б) сообразно региональному (а внутри него – национальному) членению: европейская, восточная (индийская, китайская, арабская и т.д.) философия.

ОБЩЕЕ И СПЕЦИФИЧЕСКОЕ В ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКОМ ПРОЦЕССЕ. Существенным является вопрос о том, как совмещаются друг с другом целостность истории философии как мирового процесса и региональные, национальные, эпохальные особенности тех или иных конкретных форм философского знания. Против идеи целостности мирового философского процесса выдвигаются такие, напр., аргументы, как 1) независимое друг от друга существование древнейших образцов философствования; 2) неповторимое своеобразие индийской, китайской, западной философий (отсюда – недопустимость европоцентризма); 3) специфика философии отдельных исторических этапов; 4) уникальность философских произведений и концепций отдельных мыслителей. Каждое крупное философское образование специфично и неповторимо и может стать «непроницаемым» для подхода, скроенного по меркам философий других эпох и регионов (предпринимались, напр., попытки искусственно «вестернизировать» восточную или русскую философию или, напротив, подогнать западную мысль под восточные образцы). Мировая философия если и существует, то только в форме преемственности, взаимовлияния неповторимо-своеобразных актов, результатов, методов и стилей философствования, всегда вписанных в уникальные исторические, региональные, национальные культурные контексты. Так, от античной мысли, при всем ее неповторимом своеобразии, тянутся, не прерываясь и сегодня, нити влияния или какого-то другого воздействия ко всем значительным философским поворотам последующих эпох. То же можно сказать о других великих философиях и философах прошлого.

Однако такую связь и преемственность, благодаря которой существует относительно устойчивое единство, именуемое «мировой философией», неверно искать в деятельности каждого философа. Это – связи, существующие в укрупненно-исторических масштабах, так сказать, в целом. Те или иные философы Запада или Востока могут погружаться в философское творчество, не зная и не учитывая идеи других философских регионов. Но во времени и пространстве региональных культур и философий всегда найдутся такие «точки» – представленные, как правило, творениями выдающихся мыслителей, – где непременно завяжутся прочные узлы связей, взаимодействий и т.д. Мир античности был постепенно и целенаправленно введен в «пространство» последующей западной и восточной культур. Кто-то из философов всегда брал на себя миссию перевода одной из региональных философий на язык слов и понятий культуры другого региона, другой эпохи. Важным фактом является несомненный параллелизм развития философии, включающей и на Западе, и на Востоке некоторые архетипы (учение о мировом океане, о первоначалах, о мировых стихиях, о диалектике противоположностей и т.д.), которые скорее всего являются парадигмами начальных стадий философствования как такового. Они (может, в еще большей степени, чем непосредственное взаимовлияние) свидетельствуют о существовании мировой философии как непрерывного и относительно единого процесса, ибо показывают, что в философствовании есть своя внутренняя логика, всеобщие законы рождения и развития философских идей, которые, как и любое всеобщее, пробивают себе дорогу через особенное (региональные и эпохальные единства) и единичное (конкретные философские идеи, концепции, произведения). С этой проблематикой тесно связана историко-философская компаративистика.

Литература:

1. Богомолов А.С. , Ойзерман Т.И. Основы теории историко-философского процесса. М., 1983;

2. Каменский З. А. История философии как наука. М., 1992;

3. Buccker J.J. Historia critica philosophiae, 5 Bde. Lpz., 1742–44;

5. Tenneman W.G. Geschichte der Philosophie, Bd. 1. Lpz., 1789;

6. Buhle J.G. Lehrbuch der Geschichte der Philosophie und einer kritischen Literatur derselben. 9 Bde. Gött., 1796–1804;

7. Ast F. Grundriß der Geschichte der Philosophie, 2 Aufl., Landshut, 1925;

8. Hegel G.W.F. Vorlesungen über die Geschichte der Philosophie. – Nachschriften von Hotho (1823/24), Griesheim (1825/26), Helcel (1825/26), Pinder (1825/ 26), Hueck (1827/28);

9. Erdmann J.E. Versuch einer wissenschaftlichen Darstellung der Geschichte der neueren Philosophie. Lpz. – Riga – Dorpat, 1836;

10. Hegel and the History of Philosophy, ed. by J. J.O’Malley etc. Den Haag, 1974.

H.В.Мотрошилова

Философия: Учебник для вузов Миронов Владимир Васильевич

3. История и философия истории

Понятие истории

Термин «история» имеет свой общенаучный смысл, который означает последовательную смену состояний любого объекта, способного развиваться во времени. В этом значении слова, не содержащем ничего специфически общественного, мы можем говорить не только об истории человечества, но и о геологической истории Земли, имея в виду чередование фаз в формировании ее ландшафта, или об истории болезни человека, состоящей в возникновении и нарастании патологических изменений в организме.

Разные значения имеет термин «история» в науках об обществе. Наиболее часто историю понимают как минувшую социальную действительность, события и свершения прошлой общественной жизни людей, будь то строительство египетских пирамид, Первая мировая война или Карибский кризис.

Историей именуют также не только прошлую жизнь людей во времени, но и знание об этой жизни, ту область человеческого познания, которая устанавливает, классифицирует и интерпретирует свидетельства о том, что случилось некогда с людьми на долгом и трудном пути развития человечества, стран и народов.

Существуют, наконец, философские интерпретации термина «история», значительно более широкие, чем привычные многим историкам ассоциации истории с «делами давно минувших дней» и «преданиями старины глубокой». В трудах Гердера, Гегеля, Вебера, Ясперса, Арона и других мыслителей понятие «история» используется в связи с ключевыми категориями социальной философии, раскрывающими сущность и специфику общественной жизни, реальные формы ее протекания.

Так, достаточно часто понятие «история» используется как синоним понятия «социум», социальной реальности вообще. Так бывает, когда философ противопоставляет миру природных реалий «мир человеческой истории», рассуждает, к примеру, о «предыстории человечества», имея в виду фазы процесса «гоминизации», предшествовавшие появлению человека и вместе с ним общества. Философы нередко говорят о «законах истории», имея в виду не законосообразность исторических событий, вызывающую острейшие споры среди историков, а законы социума в их субстанциональном отличии от законов природы и т. д.

Иначе обстоит дело, когда под псевдонимом «история» выступает не социум, а общество как организационная форма его существования; когда понятие «история» становится синонимом понятий «развитие общества», «общественный процесс», характеризует самодвижение общества и образующих его сфер на социально-философском и социологических уровнях его рассмотрения. Речь идет об «истории», из которой исчезают «имена людей и целых народов», истории, в которой действуют не живые человеческие индивиды – рыцари Алой и Белой Розы, опричники Ивана Грозного, инсургенты Гарибальди, а безличные социальные статусы типа «феодал», «пролетарий», «буржуа» и т. п. Речь идет об «истории», в которой безраздельно господствуют жесткие детерминационные связи, «историческая необходимость», не зависящая от воли людей, а напротив, предписывающая им необходимые чувства, мысли и поступки.

Такое употребление термина «история» уже не столь безобидно, поскольку способно создать у читателей извращенное, «социологизаторское» представление о реальной истории человечества, которое превращает ее в поле действия неких безличных социальных сил, всецело господствующих над человеческими судьбами.

В чисто научном плане такая интерпретация «истории» чревата смешением различных уровней социального познания, способным нанести серьезный ущерб теории. Остановимся кратко на этой проблеме, требующей четкого соотнесения категорий «общество» и «история».

Выше, говоря об обществе, мы определили его как динамическую систему, способную менять формы своей экономической, социальной, политической, духовной организации. Мы говорили, что задачей социальной философии и социологии является анализ причин, источников, механизмов и форм социокультурных изменений, присущих и обществу вообще, и определенным типам социальной организации, и конкретным социальным организмам.

Так, обращаясь к проблемам социальной динамики, философская теория общества может и должна, к примеру, рассмотреть наиболее общие законы смены форм социальной организации, на существовании которых настаивают многие теоретики (будь то П. А. Сорокин, убежденный в существовании «закона ограниченных возможностей социокультурного изменения», или К. Маркс, отстаивающий «закон соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил»). Социальная философия может и должна сопоставлять механизмы эволюционного и революционного способов социальной трансформации, изучать их сравнительную «креативность» и т. д.

Возникает, однако, вопрос: можно ли считать, что, занимаясь этой и подобной проблематикой, социальная философия тем самым изучает некий отличный от «общества» феномен человеческой «истории»? Очевидно, ответ будет отрицательным. Мы интуитивно понимаем, что предметом философского рассмотрения в данном случае является не история, а абстрактная «надысторическая» способность к саморазвитию, присущая обществу вообще, т. е. любому обществу независимо от его конкретно-исторических территориальных, временных, этнических и других характеристик. То есть, именуя «историей» развитие общественных систем в их социально-философском и социологическом понимании, мы используем этот термин в качестве «дублера» вполне самостоятельной и работоспособной категории «общество».

В то же время остается терминологически «оголенной» иная форма социальности, которая действительно отлична от «общества» и нуждается в самостоятельной номинации. Чтобы убедиться в этом, достаточно задать себе вопрос: сводится ли общественная жизнь людей к саморазвитию глубинных социальных структур, которое связано с жесткой необходимостью, объективными законами, интересующими социальную философию и социологию? Или в своем реальном содержании (которое, как и всякое содержание, не редуцируется к сущности) общественная жизнь выступает как событийный процесс, обладающий совершенно иными степенями свободы, в котором случайность и вероятность играют неизмеримо большую роль?

Это не значит, конечно, что в реальном историческом движении нет объективных законов. Это значит, что оно не может быть редуцировано к законам, образующим, по словам Гегеля, лишь «уток» великого ковра человеческой истории, в которой, несмотря на наличие универсальных норм строения, функционирования и развития обществ, может случиться все, что угодно, за исключением физически невозможного, в которой ни один полководец не обречен на победы, ни одному реформатору не гарантирован успех, ни один общественный строй не обречен на процветание.

Именно так мы понимаем историю. Она предстает перед нами как реальная жизнь людей, их совместная деятельность, которая проявляется во множестве конкретных взаимосвязанных событий, происшедших в определенное время и в определенном месте. Ключевым в этом определении является слово «конкретность», позволяющее нам отличить собственно историю от «общественного процесса», творимого типологически взятыми субъектами.

Переходя к анализу истории как таковой, мы уже не можем ограничиться рассуждениями об обществе вообще, в котором живут и действуют «люди вообще», лишенные национальности, профессии, семейных и бытовых привязанностей. Мы не можем ограничиться также абстрактно взятыми типами социальной организации – «феодализмом вообще» или «капитализмом вообще», в котором отвлеченные феодалы и крестьяне, капиталисты и пролетарии сотрудничают или враждуют друг с другом, сражаясь в неназванных «классовых битвах».

Итак, в отличие от общества и общественного процесса, составляющих предмет социальной философии и социологии, история – это то, что происходит с конкретными людьми, каждый из которых имеет свое имя, дату и место рождения, живет и действует именно во Франции конца XVIII в. или в современных США. Иными словами, история – это деятельность «биографически конкретных» людей, которые представляют столь же конкретные группы и организации (партии, предприятия, творческие союзы и т. п.), образующие в совокупности конкретные общества и международные объединения.

Такое понимание истории позволяет трактовать ее как событийную конкретизацию общественной жизни людей в реальном времени и пространстве, как ту живую плоть социального, из которой абстрагируются типологические модели социума, «общества вообще» или обществ определенного социального типа (будь то экономические формации Маркса или «социокультурные суперсистемы» Сорокина). История есть область единичных событий, в которой существуют и через которую проявляются общие и особенные черты социальной организации, реальные отношения сходства и подобия конкретных человеческих обществ.

Это значит, что понятия «общество» и «история» органически связаны друг с другом: они характеризуют не две реальности, существующие параллельно или последовательно сменяющие друг друга, – так, как настоящее сменяет прошлое, – речь идет об одной и той же реальности, одной и той же сфере совместной деятельности людей, которая предстает перед нами как «общество», «общественный процесс», когда мы отвлекаемся от множества конкретных событий и рассматриваем ее сущностные, повторяющиеся черты, и становится «историей», когда разноуровневые типологические абстракции обретают свою кровь и плоть, воплощаются в конкретных людей и конкретные продукты их деятельности.

Таким образом, понятие «история» может рассматриваться как дальнейшая конкретизация ключевых социально-философских понятий. Если категория «общество» конкретизирует понятие «социум», указывает на реальный способ существования социального в мире, то понятие «история» конкретизирует уже само понятие «общество», указывая на те действительные формы, которые приняло – в реальном времени и в реальном пространстве – существование разумной «социетальной» цивилизации на планете Земля.

Важно подчеркнуть, что событийная жизнь людей во времени и пространстве, именуемая историей, будучи реальным бытием общественной жизни, охватывает собой все ее проявления, не предполагает никаких произвольных изъятий. Об этом приходится говорить, ибо некоторым обществоведам – прежде всего историкам – присуще стремление сузить рамки истории, ограничить ее в том или ином отношении.

Примером может служить некогда популярное убеждение в том, что история включает в себя не все события общественной жизни, а только те из них, которые заслуживают высокое звание «исторических». Таковыми признают события «исключительной важности», оказавшие, по мнению историка, первостепенное влияние на судьбы многих людей и целых народов. Естественно, что в таком понимании границы истории попадают в прямую зависимость от познавательных интересов историка, его представлений о сравнительной «важности» и «неважности» происшедшего, становящихся критерием «историчности» исторических событий.

Неудивительно, что большинство исследователей выражают несогласие с таким пониманием истории, когда общественные события «жалуются» в исторические или «разжалуются» из них. Такой подход тем более ошибочен, что критерии «важности» или «неважности» событий меняются от эпохи к эпохе, от школы к школе вместе с изменением познавательных приоритетов историков. Так, некогда господствовавшая «героическая школа» стремилась свести историю к значимым событиям государственно-политической жизни (войнам и революциям, заговорам и переворотам, законодательству и дипломатии), игнорируя хозяйственную жизнь, семью и быт как «повседневности» человеческого существования, составляющие лишь «фон» подлинно исторической жизни.

Столь же неуместны хронологические изъятия из истории, настойчивое стремление свести ее к прошлому общества, противопоставленному его настоящему и будущему. С философской точки зрения историю правильно понимать как хронологически непрерывную цепь событий, «сквозную» жизнь людей во времени, в которой прошлое и настоящее разделены условной, неопределимой гранью, взаимно проникают друг в друга: прошлое воплощается в настоящем, настоящее ежесекундно становится прошлым.

Итак, необходимо считать целесообразным подход, согласно которому общественная жизнь людей, именуемая историей, вполне может быть и прошлой, и настоящей, и будущей. Это полностью снимает любой хронологический оттенок в отношениях между «обществом» и «историей», устанавливая между ними связи уровневой конкретизации понятий.

Из вышесказанного следует, что понятие истории отражает явления более конкретные, нежели самые конкретные явления общественной жизни, изучаемые социологией. Ведь переход от социологического анализа реальных социальных организмов – стран и народов – к анализу их исторического бытия означает именно конкретизацию познания, переходящего с уровня безличных структур социального поведения на уровень «живых» человеческих действий.

Философия истории

Рассуждая о задачах философского анализа истории и его отличии от историографии, мы можем отнести к ним прежде всего постановку общеметодологических проблем исторического познания. Именно философское мышление берет на себя уточнение концептуальной природы и предметных задач нефилософских наук об истории. Именно философы определяют само понятие истории, соотнося его с категориями «социум», «общество», «настоящее – прошлое – будущее» и др. Именно они решают проблему законосообразности исторического процесса – наличия в событийном пласте общественной жизни объективных, неслучайных связей, позволяющих историку считать себя ученым, объясняющим исторические события, а не только «понимающим» их мотивацию и т. д.

Тем не менее задачи философии истории не сводятся лишь к методологическому обеспечению историографии. Они предполагают решение целого ряда содержательных задач, которые не возникают при философском анализе общества, касаются именно истории и в то же время недоступны «чистым историкам». Как и все проблемы философии, они связаны с целостным восприятием объекта, каковым в данном случае выступает уже не «общество вообще», а реальная история его существования. Проблема философии связана с масштабом человеческой истории, с вопросом о ее «предельно допустимых» субъектных измерениях.

До сих пор, рассуждая об истории, мы соотносили ее с общественной жизнью вообще, рассматривали как уровневое, событийное измерение общественного процесса. В стороне оставалась «субъектная» сторона истории – вопрос о том, чья конкретно жизнь имеется в виду.

Казалось бы, здесь нет проблемы, так как, по определению, субъектами истории являются не «общество вообще» и не абстрактные типы социальной организации, подобные «феодализму» или «капитализму», а люди, составляющие реальные народы, населяющие планету Земля, конкретные страны, нанесенные на политическую карту мира. Однако в действительности дело обстоит сложнее. Чтобы убедиться в этом, достаточно задаться простым вопросом: событием чьей истории являются Наполеоновские войны начала XIX в.? Принадлежат ли они отдельно истории Франции, Германии, России, или же мы можем рассматривать их как события единой и целостной истории Европы, включающей в себя множество стран и народов, но не сводящейся к их арифметической сумме? Спрашивается: может ли быть субъектным началом истории определенная цивилизация, если понимать ее не как тип общества и не как конкретную страну, а как реальную группу таких стран, объединенных общностью культуры или переплетением исторических судеб?

Продолжая эту тему, мы можем спросить себя: событием чьей истории была Вторая мировая война, втянувшая в себя почти все народы, существующие на земле? Должна ли она изучаться как история Германии, отдельная от истории России, Японии и США? Или же речь следует вести о трагическом эпизоде всемирной истории, участником которой выступают уже не отдельные страны и цивилизации, а все планетарное человечество?

Эти и подобные проблемы десятилетиями обсуждаются учеными, равно как и вопрос об их связи с предметом историографии. В самом деле, важно знать, входят ли в число ее задач создание «мерологических» моделей цивилизации вообще или поиск системообразующих оснований, лежащих в основе конкретных целостных цивилизаций? Может ли историк изучать всемирную историю человечества, которая не сводилась бы к сумме «региональных» историй, но представляла бы собой целостный процесс, обладающий своими собственными интегральными свойствами?

Разные историки по-разному отвечают на этот вопрос в зависимости от того, устраивает или не устраивает их понимание истории как науки «индивидуализирующего» типа, использующей типологические обобщения, но не создающей их. Некоторым историкам рамки такого идеографического познания, уступающего «генерализацию» исторических фактов философам и социологам, кажутся излишне тесными. Историк, полагают они, способен на большее. В подтверждение обоснованности подобного подхода его сторонники ссылаются на труды историков, создавших классификационные схемы человеческих цивилизаций, рассуждавших об исторических судьбах человечества в целом и т. п. В ряду таких исследователей английский историк А. Тойнби, российский востоковед и культуролог Н. И. Конрад, некоторые другие ученые.

Сторонники иной точки зрения, напротив, исходят из того, что подобная проблематика не входит в минимум профессиональных требований, предъявляемых историку. Конечно же, изучая событийную жизнь конкретных стран и народов, он учитывает разные градации ее целостности, принимает во внимание не только «внутренние», но и «внешние» ее измерения.

И в самом деле, нельзя понять феномен Цезаря, сменившего республиканский строй Древнего Рима на имперский, если мы ограничимся анализом «внутренней жизни» римской метрополии, взаимовлиянием имманентных факторов ее экономики, политики, культуры. Историк, конечно же, обязан учитывать взаимодействие и противодействие, которое связывало Рим с его ближними и дальними соседями, реагировавшими на происходящие изменения и провоцировавшими ответную реакцию.

Однако в любом случае такой анализ привязан к прочной основе исторических фактов – конкретных событийных взаимодействий – и не обязан воспарять к абстрактным цивилизационным классификациям. Логичнее считать, что, занимаясь подобными обобщениями, историк покидает пределы историографии как «индивидуализирующей» науки и осваивает иные не только по предмету, но и по стилю мышления научные профессии: культурологию, историческую социологию и, наконец, философию истории.

Что же представляет собой последняя, каков конкретный круг ее проблем? Отвечая на этот вопрос, мы можем вслед за Гегелем сказать, что центральная проблема философии истории – это проблема существования всемирной истории человечества, проблема механизмов и фаз становления и перспектив дальнейшего развития человечества как целостного интегративного образования исторической жизни.

Нужно сказать, что проблема всемирности человеческой истории, возможности рассматривать развитие отдельных стран, народов и цивилизаций как единый целостный процесс имеет два различных аспекта. Как и во всех предыдущих случаях анализа системных объектов, мы можем рассматривать целостность истории в субстанциальном и интегративном планах, имеющих разное отношение к предмету философии истории.

Рассуждая о субстанциальной целостности мировой истории, мы имеем в виду проявление в каждой конкретной региональной истории родовых признаков общественной жизни, образующих универсальную модель «общества вообще». Соответственно единство мировой истории устанавливается здесь в аспекте отношений общего – особенного – единичного в общественной жизни, позволяющих нам утверждать, что история папуасов и история эскимосов, никогда не слышавших друг о друге, имеют тем не менее существенно общие предпосылки, так как представляют собой событийные проявления одной и той же социальной субстанции. И там и здесь мы обнаруживаем субъектов истории, добывающих хлеб насущный, растящих и воспитывающих детей, исповедующих определенную религию и т. д. Этот субстанциальный аспект единства всемирной истории является проблемой того из разделов социальной философии, который мы назвали философией общества.

Что же касается философии истории, то ее занимает интегративный аспект целостности мировой истории. Речь в данном случае идет не о таксономической общности конкретных стран и народов, а о наличии реальных связей взаимодействия и взаимовлияния, способных объединять их в единый социальный организм регионального (цивилизация) и планетарного (человечество) масштаба. Именно эта категория – «человечество» – составляет центральное понятие философии истории, заменяющее собой, конкретизирующее категорию «общество вообще» – ключевое понятие философии общества.

Изучая целостность общественной жизни, философия истории уже не отвлекается от реального разнообразия стран и народов, существовавших и существующих на планете Земля, как это делает философия общества, стремящаяся обнаружить устойчивое и повторяющееся в общественной организации. Напротив, философский анализ истории стремится не «снять» многообразие общественных форм, подведя их под родовые свойства общественного процесса, а рассмотреть их реальный синтез в ходе становления единой земной цивилизации, единой истории человечества. Диалектика родовидовых сопоставлений в подходе к общественной жизни в данном случае уступает место диалектике целого и части, анализу реальных связей (а не таксономических соотношений) между многочисленными «региональными» историями. Такое «раздвоение» социально-философского анализа тождественно раздвоению общефилософского анализа единства мира – на изучение субстанциально общих свойств, присущих всем царствам бытия, и на изучение реальных связей и опосредовании, существующих между живой, неживой природой и социумом.

Итак, центральной проблемой философии истории являются проблема становления всемирной истории человечества, анализ тернистого пути возможной интеграции людей в планетарную цивилизацию, прогноз судеб планетарно единого человечества, поджидающих его опасностей и альтернатив дальнейшего развития и т. д. Постановка и решение этих проблем придают философско-историческому исследованию особый комплексный характер, заставляют его синтезировать подходы философского анализа общества со специфическими приемами исторического исследования. Речь идет о синтезе методов «генерализирующего» обшествознания, с присущим ему анализом исторических «структур», поиском обобщающих социальных законов, с методами «индивидуализирующего» объяснения глобальных исторических событий, имеющих судьбоносное значение для человечества.

«Генерализирующие» методы философско-исторического анализа связаны прежде всего с изучением универсальных механизмов исторического взаимодействия стран, народов и цивилизаций, делающих возможной их социокультурную интеграцию. Речь идет о важной проблематике, не находящей себе места в пределах философского рассмотрения общества, законов его строения, функционирования и развития.

Процесс истории – существование конкретных обществ в реальном времени и пространстве – не сводится к процессам их саморазвития, но включает в себя сложнейшие процессы взаимодействия саморазвивающихся стран и народов. Подобное взаимодействие имеет конкретное событийное наполнение, однако за всеми уникальными, неповторимыми актами завоеваний, торговли, культурных обменов и т. п. стоят некоторые закономерности, становящиеся предметом философского рассмотрения.

Именно философия истории способна установить наиболее общие свойства таких форм взаимодействия реальных обществ, как война или мир, рассмотреть эти явления в их родовой сущности, дать их классификацию и систематизацию (одной из форм которой является дискуссионное деление войн на «справедливые» и «несправедливые», существовавшее в советской литературе). Именно философия истории может и должна проследить наиболее общие закономерности регулярно происходящей в истории трансмиссии культурных ценностей от обществ-доноров к обществам-реципиентам. Различные формы такой трансмиссии особо актуальны для нашей страны в связи с вопросом о цивилизационных ориентирах ее развития – в частности, перспективой «вестернизации» российского общества, обсуждаемой «славянофилами» и «западниками» уже второе столетие подряд и приобретшей особую актуальность в конце XX столетия.

Изучая разные формы исторического взаимодействия, философская теория не может пройти мимо проблемы неравномерности исторического развития, приводящей к лидерству отдельных стран и народов (именовавшихся Гегелем «историческими») на отдельных этапах истории. К числу закономерностей, характеризующих подобные ситуации, мы можем отнести реальные отношения «исторической корреляции» между более и менее развитыми в экономическом, социальном, политическом плане обществами.

Суть подобных отношений проявляется в целенаправленном или спонтанном «подтягивании» лидерами аутсайдеров путем «экспорта» новых форм общественной организации, благодаря чему последние пытаются миновать «естественные» в плане внутренней логики фазы своего развития.

В работах многих советских философов и политиков эта проблематика обрела сугубо идеологизированную, далекую от науки и научности форму. Вспомним, к примеру, известную концепцию «некапиталистического пути развития» стран «третьего мира», обернувшуюся для многих народов Азии, Африки и Латинской Америки кровопролитными войнами и разрушениями. Но все это не означает фиктивности самой модели «исторической корреляции» (характеризовавшей, к примеру, отношения славян с Византией), возможности и необходимости ее изучения философскими методами и средствами.

Именно философия истории должна раскрыть родовую природу и исторические формы таких сложнейших, неоднозначных явлений мировой истории, как империализм или колониализм, которые не могут быть поняты в рамках имманентного внеисторического изучения «общества вообще» и отдельных типов его организации. Очевидно, самый глубокий анализ законов строения, функционирования и развития рабовладения, капитализма или реального социализма сам по себе не даст нам должного понимания сходств и различий между имперской жизнью Древнего Рима, устройством Британской империи или существовавшего еще недавнего социалистического лагеря.

В ряду проблем исторического взаимодействия стран и народов встает и главный вопрос философии истории – становление мировой истории человечества в аспекте синтеза ее этнического и цивилизационного многообразия. Очевидно, феномен взаимодействия стран и народов, издавна существующий в истории, сам по себе не тождествен «обобществлению» исторического процесса. Торговый обмен, политические союзы и тем более войны между вполне самостоятельными обществами не означают их превращения в интегративное целое, обладающее единой целостной историей.

Признаком такой целостности является наличие объективной общности интересов, самосознание их общности, ведущее к выработке коллективных целей, феномен коллективной воли и скоординированной «операциональной» активности, направленной на удовлетворение общих интересов и достижение общих целей. В этом плане тесное взаимодействие между отдельными странами – к примеру, колониальный симбиоз Англии и Индии – не мешает одной из них оставаться Англией, а другой – Индией, двумя странами, обладающими самостоятельными, хотя и взаимоперепле генными, историями. Реальная интеграция обществ и историй есть сложнейший процесс, который осуществляется первоначально на региональном уровне, охватывая этнически или конфессионально близкие народы, образующие множество «локальных цивилизаций».

Лишь в XX столетии на наших глазах возникает тенденция слияния таких цивилизаций в планетарно единое человечество, прообразом которого может стать современная Европа, интегрирующая страны, конфликты между которыми еще недавно породили две мировые войны. Можно лишь догадываться о реакции Бисмарка или Клемансо, если бы им пришлось узнать, что в недалеком будущем Германия и Франция смогут ликвидировать границы, ввести общую валюту и объединенные вооруженные силы… Очевидно, подобные интеграционные процессы – во всей их сложности, противоречивости, конфликтности, неопределенности исходов – не могут быть предметом «индивидуализирующего» исторического познания. Они нуждаются в глубокой философской проработке.

Философское мышление способно рассмотреть предпосылки интеграции, взглянув на историю в аспекте ее «этнического измерения», общих принципов и механизмов этногенеза, источников и причин этнических конфликтов (сотрясавших человечество в XX в., который, по выражению Г. П. Федотова, стал веком «национальных самолюбий», взявших верх над национальными интересами). Именно философскому мышлению, опирающемуся на достижения историографии, культурологии, демографии, этнографии, по силам систематизировать историю по «цивилизационному основанию», составить своеобразную «цивилизационную карту мира» наподобие той концепции цивилизаций, которую предложил упоминавшийся выше А. Тойнби в 12-томном труде «Постижение истории» (1934-1961).

Именно философское мышление должно осмыслить содержание интеграционных процессов, сопряженных со множеством сложнейших проблем и конфликтов, оценить перспективы интеграции, степень ее обратимости или необратимости, задуматься над реальными опасностями, поджидающими соединенное человечество, – от экологических проблем до прискорбной потери «неконвертируемых ценностей» национальной культуры, утраты определенных степеней свободы в рамках привычного национального суверенитета и т. д.

Очевидно, решение этих и аналогичных проблем не позволяет философии истории ограничиться методами и приемами «генерализирующего» познания, поиском универсальных закономерностей социокультурного развития и взаимодействия народов, присущих «истории вообще». Напротив, в философии истории вполне возможен жанр, в котором написана знаменитая книга О. Шпенглера «Закат Европы» (1918-1922), представляющая собой не столько поиск законов истории, сколько рассуждения философа над судьбами европейской цивилизации, живописание ее достоинств и пороков, предсказание ее исторических перспектив и т. д. Философ, работающий в подобной парадигме, уподобляется практикующему психоаналитику, которого интересуют не академические штудии «психики вообще», а возможность помочь конкретному человеку обрести душевную устойчивость и надежные жизненные ориентиры.

Точно так же философия истории может стремиться помочь конкретному страждущему человечеству конца XX – начала XXI столетия обрести себя в новых исторических реалиях, осмыслить меру их желанности или нежеланности, подумать о возможности и необходимости изменения привычных жизненных ориентиров и стереотипов социального поведения. Как это делают, к примеру, философы-экологисты, призывающие человечество сознательно затормозить технологическую экспансию в природу, очнуться от производственной эйфории и потребительского менталитета, основанных на технотронном сознании и вере во всесилие науки.

С этой целью философ обязан искать объяснения и понимания значимых исторических событий, способных реально повлиять на судьбы человечества. Это значит, что сугубо философская работа может быть посвящена конкретному историческому событию, например осмыслению Октябрьской революции 1917 г. в России и ее всемирно-исторического значения. Очевидно, философия истории не может пройти мимо этого события в надежде извлечь из него практический урок для человечества.

Неудивительно, что именно философия истории становится полем пересечения валюативной, ценностной и рефлективной, сугубо научной ветвей философствования. Задачи духовной ориентации человечества, разъяснения сложившейся исторической обстановки и перспектив ее развития заставляют философа совмещать трезвый объективный анализ ситуации с поиском целесообразных путей поведения в ней. Все это требует обоснования того или иного идеала общественного устройства, который вдохновляет философа. Именно это заставляет его размышлять о смысле и направленности человеческой истории, прогрессивном и регрессивном в ней, отстаивать свой идеал, хотя и отдавая себе отчет в его «неабсолютности».

Из книги Современная наука и философия: Пути фундаментальных исследований и перспективы философии автора Кузнецов Б. Г.

История науки и философия Историко-философская ретроспекция Неклассическая наука не может идти вперед без гносеологического анализа – анализа, обращенного в будущее – прогнозов познания и обращенного в прошлое – ретроспекции, отыскивающей «не пепел, а огонь

Из книги Введение в социальную философию: Учебник для вузов автора Кемеров Вячеслав Евгеньевич

§ 1. Социальная философия и философия истории Социальная философия конца XX в. могла бы претендовать на аристократическое происхождение: ее предком являлась классическая философия истории. Однако связь между ними разорвана. Их разделяет целая эпоха, в ходе которой были

Из книги Прикладная философия автора Герасимов Георгий Михайлович

История и философия В принципе настало время вернуться к философии и ответить на вопрос, а зачем собственно в изложении такой объем был отведен истории цивилизации, да при этом еще взята не общепризнанная история, а новая, проблемная, более того, не признаваемая

Из книги Философия: Учебник для вузов автора Миронов Владимир Васильевич

3. История и философия истории Понятие историиТермин «история» имеет свой общенаучный смысл, который означает последовательную смену состояний любого объекта, способного развиваться во времени. В этом значении слова, не содержащем ничего специфически общественного, мы

Из книги Галактика Гутенберга автора Маклюэн Герберт Маршалл

История книгопечатания представляет собой лишь часть истории письма До сих пор мы имели дело, главным образом, с письменным словом, поскольку оно способствует переходу от аудиотактильного пространства «сакрального» бесписьменного человека в визуальное пространство

Из книги Ответы на вопросы Кандидатского минимума по философии, для аспирантов естественных факультетов автора Абдулгафаров Мади

27. Казахская философия: история и современность (Абай, Валиханов, Алтынсарин), истоки черты, традиции и новации. Профессиональная философия в Казахстане. (Рахматуллин -

Из книги Философия истории автора Карсавин Лев Платонович

Глава пятая Настоящее и прошедшее в истории. Причины и личность. История и Природа 53 В понимаемом нами как раскрытие всеединого субъекта, человечества или любого из его моментов, развитии надо различать два порядка раскрытия: порядок сосуществования и порядок

Из книги Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении автора Ильенков Эвальд Васильевич

3. ИСТОРИЯ ПОНЯТИЯ "ЧЕЛОВЕК" И УРОКИ ЭТОЙ ИСТОРИИ О "человеке" каждый имеет более или менее отчетливое представление. Человеческое существо резко отличается от всякого другого, и отличить его от всех других не так уж сложно. Но не так легко образовать понятие, которое

Из книги Основы философии автора Бабаев Юрий

История как непрерывная смена моделей социальной реальности. Человеческий фактор в

Из книги Актуальность прекрасного автора Гадамер Ганс Георг

История понятий как философия Впервые: Archiv f?r Begriffsgeschichte, 1970, Bd. 14, Heft 2, S. 137–151. Через год Гадамер предпринял еще одну попытку изложения тех же идей. См.: Gadamer Я. G. Die Begriffsgeschichte und die Sprache der Philosophie. - Ver?ffentlichungen der Arbeitsgemeinschaft f?r Forschung… des Landes Nordrhein-Westphalen. Geisteswiss. Heft. 1970. Opladen, 1971. Перевод

Из книги Социальная философия автора Крапивенский Соломон Элиазарович

Социальная философия и история Соотношение между социальной философией и социологией представляет собой тот предельный случай, когда социальная философия занимает весь верхний этаж здания данной науки. Соотношение же между социальной философией и другими

Из книги Философское ориентирование в мире автора Ясперс Карл Теодор

Философия и ее история В каждое вновь настающее время, как в настоящем, философия, на взгляд извне, существует в иной форме, но, если взять ее изнутри, то она всегда направлена на одно и то же. Однако преобразование ее формы в последовательности времени не есть лишь внешний

Из книги Философия в систематическом изложении (сборник) автора Коллектив авторов

I. История философии истории Хотя нас главным образом интересует современное положение философии истории, однако для надлежащего его понимания мы необходимо должны обратиться к обозрению прежних эпох, в которых оно коренится или которым оно противоречит.В XVIII веке, в

Из книги Исламская интеллектуальная инициатива в ХХ веке автора Джемаль Орхан

Философские истории. История философии кратко

ВВЕДЕНИЕ

ИСТОРИЯ И ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ

Определение философии истории.

Исторический очерк философии истории

Главные историологические вопросы

Литература

Общие обзоры истории философии истории

ВВЕДЕНИЕ

1. ИСТОРИЯ И ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Ваш комментарий (необязательно):